Кровь и пепел - Павлищева Наталья Павловна Страница 4

Полежав немного с закрытыми глазами, я действительно задремала, но ненадолго. Проснувшись, услышала, как та самая женщина, что ругалась на «пыру», наставляет Любаву насчет меня:

– А ты все одно сиди рядом и рассказывай ей.

– Про чево?

– Про все. Про нас всех, кто кому кем доводится, про всю жизнь. Вспоминай обо всем. Воинтиха сказала, что только так ей память и можно вернуть. Пусть она спит, а ты рядышком болтай, только не ори, как нынче.

– Ага.

С этой минуты Любава стала моим раздражителем на два дня. Она действительно уселась рядышком и стала рассказывать… изложение событий и родственных взаимоотношений не отличалось ни последовательностью, ни логичностью, ни литературным языком, напротив, девчонка была весьма косноязычной, но помогла мне немыслимо.

Уже к концу дня я знала, что дядька Федор мне лично вовсе не дядька, а отец, причем любящий. Он воевода, а при малолетнем князе так и вовсе хозяин в городе. Матери у меня (то есть у Насти, внутри которой я расположилась) нет, умерла давно. Что строгая женщина Анея – Любавина и Лушкина (это девочка постарше) мать, а Федору сестра. Что они приехали из Рязани в Козельск два года назад…

При слове «Козельск» я вздрогнула. Козельск… собственная память услужливо вытащила главу из диссертации Андрея о защите Козельска от татар и о том, что он был полностью уничтожен Батыем. Батый… Батый… это же 1237/38 год и позже… Если Козельск стоит, значит, татар еще нет.

Любава заметила мои переживания и, напрочь забыв наставления матери, заорала во все горло:

– Настя вспомнила! Она Козельск вспомнила!

Я даже уши руками закрыла, ну и горластая у меня двоюродная сестричка! Дал же бог голосовые связки, такая в одиночку целый хор переорет. Девчонка, заметив мои движения, испуганно закрыла рот обеими руками. В комнату почти вбежала старшая из сестер, Лушка:

– Что случилось?

Любава только кивала на меня, все так же держа руки у рта. Я невольно рассмеялась. Луша облегченно выдохнула.

– Чего она орала-то?

– Мы в Козельске?

– Да. Ты помнишь?

Я уклончиво пожала плечами:

– Чуть-чуть.

– И то слава богу!

Но средства Воинтихи действительно помогали, причем сначала стало «восстанавливаться» как раз таки тело. Это я поняла, когда вдруг принялась ловко переплетать косу. В Москве у меня никогда не хватало терпения отпустить длинные волосы, то есть они были не больше, как до плеч, а коса… Даже не коса – косища! В руку толщиной и ниже пояса, если волосы распустить, то чуть не до колен. И волосы упругие, живые, мечта любой женщины века двадцать первого. Такую даже носить тяжело, голову назад оттягивает. Может, поэтому у них осанка горделивая?

Мои руки легко справились с непривычным занятием. За руками последовало тело, а потом и разум. Неожиданно я обнаружила, что во мне словно живут две особы – взрослая женщина двадцать первого века и юная девушка века… не знаю какого, но не позже Батыева нашествия. Причем удивительно, но они уживались легко, не мешая друг дружке. Или пока не мешая? Да уж, конфликтов внутри собственной особы, то есть откровенного раздвоения личности, мне бы не хотелось. Стало немного страшно оттого, как поведет себя эта двойная Настя. Я уже догадывалась, что моя собственная натура не преминет взбрыкнуть еще не раз. Как бы сие не вызвало нежелательной реакции со стороны окружающих…

Родня откровенно обрадовалась, когда я из состояния овоща перешла в нормальное (или почти нормальное). Особенно была довольна почему-то Лушка. Хотя причину ее радости я поняла быстро, видно, Настя и Лушка очень дружны.

В Лушку я влюбилась с первой минуты. Более беспокойной натуры, жизнелюбки и выдумщицы не встречала. Все время, когда не спала, Лушка фонтанировала самыми разными идеями, далеко не всегда одобрявшимися старшими членами семьи, из нее без остановки сыпались вопросы, часто нелепые, сентенции и замечания. Благодаря этой болтушке я за полчаса узнала куда больше, чем за все время рассказов ее сестры.

Лушке тринадцатый год, Любаве девятый. Анея средняя сестра, в Рязани живет еще младшая – Олена. Олена, по мнению Лушки, дура, потому что, будучи боярышней, вышла замуж за простого кузнеца. Ну и что, что по любви, все равно дура! Не надо влюбляться в кого попало. Козельск с Рязанью не сравнить (кто бы спорил), там посад и то больше. Зато у Козельска детинец поболее рязанского будет! В Козельске прежний князь погиб на охоте («лось копытом по зубам вдарил»), а нынешний мал, поэтому в качестве жениха никому не годится: «Ваське всего четыре года». Ну, мне-то что, у меня жених уже есть, а вот если Лушке придется выходить замуж, так за кого?

Сестрица мечтательно закатила глаза, вспоминая моего жениха:

– Боярин Андрей хорош…

– А ты откуда знаешь?

Сейчас скажет, что и я знаю, просто забыла, получится настоящий позор. Я не слишком жаждала знакомиться со своим нареченным даже заново, но тронутая невеста, не узнающая собственного жениха, наверное, позор для семьи. Лушка замотала головой:

– Я его в Рязани видела. Правда, красивый… И не дурак!

– А это откуда известно?

– Конечно, не дурак, если на тебе женится.

Резонно, мне было даже лестно, но все же хотелось понять критерии своей двоюродной сестрицы.

– А с чего он именно меня выбрал?

Господи, надеюсь, я ему никаких клятв любви и верности не давала?

– А они с дядькой Федором когда-то договорились. Вернее, боярин Юрий Иваныч…

– Это еще кто?

– Ну, Сивый же, отец Андрея! Что когда дети подрастут, то поженятся, когда тебе пятнадцать исполнится.

Так, уже легче, мне, кажется, пока пятнадцатый… Как бы узнать, когда у этой Насти день рождения?

– Это скоро?

– Чего, свадьба? – В ответ на мой кивок сестрица пожала плечами. – Как сговорятся окончательно, так и будет. Ну, с Семена до Гурия точно.

Кто бы еще объяснил, что значат эти сроки… Но я решила не задавать сразу много вопросов, пока меня за косу никто под венец не тащил. И вдруг осенило:

– А дядька Федор… ну, отец, он не к этому Сивому поехал?!

– Не-е… он в Чернигов, а Андрей Юрьевич в Коломне… Он у коломенского князя Романа Ингваревича…

Полегчало. По крайней мере, пока отец вернется, пока окончательно договорятся, время, чтобы взять какого-нибудь колдуна за горло, у меня есть.

– А чего отец в Чернигов поехал?

– По делам вместо князя. Васька – князь маленький, сопляк совсем, заместо него дядька Федор всем заправляет, его слушают все…

Не успела я удивиться неуважительному упоминанию юного князя, как пришлось отметить другое: после слова «все» Лушка явно притормозила, видно, был в Козельске кто-то, кто не слишком подчинялся Хозяину. Я уже понадеялась, что это исключение касается меня лично, но сестрица жестоко развенчала мои мечты. Покосившись на двор, где раздавался командный голос тетки Анеи, Лушка со вздохом уточнила:

– … почти все…

Ясно, сестра брата послушанием не балует.

Помимо просвещения меня в отношении родственников, Лушка активно восстанавливала знания и во всем остальном. Следующие дни я попросту моталась вместе с ней по Козельску и окрестностям, что оказалось крайне полезным занятием, и слушала, слушала, слушала, то и дело задавая дурацкие вопросы. Но сестрицу вопросы не пугали, поговорить она любила.

Но меня больше заботило другое. Воинтиха Воинтихой, а мне нужен кто-то посерьезней, чтобы был колдуном или колдуньей, знающими не только средства обездвиживания и восстановления местной памяти, но умеющими объяснить, что я здесь вообще делаю. Немного поразмыслив, я решила обратиться не к Лушке, а к Любаве. Что и сделала в первый же день относительно нормальной жизни, когда ноги несли меня куда нужно, а не обратно на лавку. Родственники отправились по своим делам кто куда, Анея с Лушкой так вообще уехали в какую-то деревню со смешным названием Дешовки, время у нас было.

На вопрос о колдуне Любава немного испуганно ответила, что есть, конечно.