Сахалинский репортаж. Вокруг острова на мотоциклах. 1957 год - Владимир Андреевич Привезенцев Страница 4

Совсем недавно вот сюда, к южной границе, в таком же непроницаемом тумане подошел иностранный военный катер. Он выбросил на воду резиновый плотик. На плотик спрыгнул некто Голубев, одетый в скафандр.

Человек в скафандре до 1951 года жил в нашей стране. Потом он совершил преступление, бежал за границу и был завербован американской разведкой. Голубева долго учили. Он объехал земной шар – Мюнхен, Кауфберейская школа диверсантов, США, Япония, военная база близ Саппоро…

Его учили, чтобы туманной ночью перекинуть на советскую землю. Движимый моторчиком, плот беззвучно скользил по воде к невидимому берегу.

А на берегу Голубева уже ждала встреча. Пограничники давно научились видеть сквозь туман, и они хорошо знали, что военные катера и «заблудившиеся» рыбачьи шхуны подходят к государственной границе неслучайно.

Начальнику заставы удалось довольно точно предусмотреть место высадки диверсанта. Плотик подплыл прямо к двум замаскировавшимся пограничникам – солдатам Шилкову и Хлыстенкову.

Человек в скафандре пополз, как ящерица, по песчаной косе. Тишину разорвал резкий окрик старшего наряда:

– Стой! Бросить оружие!

Голубев на мгновенье растерялся. Этого оказалось достаточно, чтобы после короткой схватки обезоружить шпиона. На допросе он уныло произнес фразу, ставшую уже стандартной:

– А казалось, мы учли все до мелочей…

Да, мелочи, наверное, были учтены. Не учли главного: граница наша – на замке.

Может быть, и за нами сейчас наблюдают внимательные, дружеские глаза пограничников. От этой мысли теплее становится на душе, и ночь уже не кажется такой угрюмой и непроницаемой. Это хорошо, потому что сейчас нам предстоит самое трудное…

Осыпь. Бок сопки сполз и засыпал дорогу щебнем и глиной. Острые камни скрежещут под протекторами, машины наклоняются к откосу.

Так встретила нас Сыпун-гора. Обвал захватил большую ель и бросил ее на дорогу. Оправа от нее – узенький промежуток над пропастью. Места, кажется, ровно столько, чтобы пройти мотоциклу.

Постукивая мотором, проходит первая машина, за ней вторая. Все.

– Выключай фары!

Разом сверху обрушивается ночь, черная, как китайская тушь. Бросаемся на осыпь, отдыхаем.

Алексей Кукин спичкой осветил циферблат часов. Одиннадцать.

Кто-то поднимает камень и швыряет его вниз. Все считают:

– Раз… Два… Три… Четыре…

Откуда-то снизу слышится шелест удара.

– Долго пришлось бы падать!

Смех. Борис первым устремился вперед. Огоньки чертят в темноте замысловатую кривую.

– Кажется, есть… до-рога! – Слышится с другой стороны распадка.

Действительно, «кажется». Мотоциклы ползут без дороги по крутой каменистой осыпи. Выдержит ли она, не двинется ли вместе с машинами и людьми это ненадежное полотно?

Выдержала.

Спуск. Дорога, вьющаяся равной лентой, вознаграждает нас за все испытания. Моторы выключены. Очень непривычно лететь в полной тишине…

Вдруг луч света тупо упирается в белую стену. Туман? Странный, с разрывами.

– В облаках идем!

В три часа ночи прямо из облаков мы сваливаемся в колхоз «Красный сахалинец». Все кругом спит. Решаем остановиться в школе.

Скоро печь начинает обдавать нас приятным теплом. Проглотив по кружке горячего чая, укладываемся между партами. Сегодня мотоциклисты находились в пути 15 часов и прошли первые трудные сто километров.

У самого синего моря

В Невельском колхозе. – Путинные дни. – Лето на «штормовом побережье». – Жители Чехова строят свой санаторий. – «Гравики» уходят в горы. – Углегорский ЦБК на подъеме. – Имени лейтенанта Н.К. Бошняка.

И так, второй день путешествия мы начали в колхозе «Красный сахалинец». Это известная в области богатая артель.

Десять лет назад в распадке между крутобокими сопками крестьяне-переселенцы заложили первые дома, а сейчас поселок состоит из нескольких улиц. В Москве, в павильоне «Дальний Восток» Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, посетители подолгу останавливаются у стенда, посвященного достижениям «Красного сахалинца», рассматривают огромные панорамы выпасов, портреты доярок и дояров.

Колхоз всегда имел молочно-овощное направление. Сопровождаемые стайкой ребят самого различного возраста на велосипедах самых различных марок, в полдень мы съездили в стадо, на дойку.

Женщины в белоснежных халатах быстро перемеривали молоко, и густая белая струя гулко стучала в железные днища бидонов.

С четырьмя доярками мы были знакомы раньше – встречались и в колхозе, и на областной сельскохозяйственной выставке. А с пятой, совсем юной девушкой – Марией Соломатиной, познакомились сейчас.

Маша работает первый год. Она, можно сказать, потомственная доярка. Много потрудилась на молочной ферме ее мать, а сестра Анна завоевала право на участие во Всесоюзной сельскокозяйственной выставке.

Теперь на ферму пришла самая младшая дочь в семье. Часы, проведенные на ферме с матерью, не пропали для нее даром. Маша быстро освоила высшую технику дойки. Сейчас она успевает выдоить своих коров раньше других, помогает остальным дояркам.

– Из девчонок да прямо в передовые! – добродушно и одобрительно говорит про нее Любовь Егоровна Киреева.

Мы посмотрели, как бригада школьников заготавливает у речки лопух на силос, тот самый гигантский, выше человеческого роста лопух, до описания которого так охочи любители сахалинской экзотики.

Навестили новые ясли, которые готовились к приему детворы.

Быть может, мы так и уехали бы из колхоза, не увидев самого важного, самого главного, если бы не разговор, который начался на крылечке правления.

– Ясли построили, это хорошо. А что со свинофермой будем делать, никому не известно… – промолвил один из колхозников.

Мы деликатно промолчали. Не по тому, с какой охотой откликнулись на это замечание присутствующие, стало ясно, что наш недовольный собеседник затронул неслучайный вопрос. Разом заговорили – о новом председателе, ферме, поросятах и многом, многом другом.

Оказывается, новый председатель, бывший бригадир проходчиков шахты «Шебунино», а ныне тридцатитысячник Александр Тимофеевич Познахирко начал свою работу в колхозе весьма энергично. Уже через неделю ему пришлось понять мудрость житейского правила: «Для каждого мил не будешь».

Началось, как будто бы, с мелочи. С поросят.

В «Красном сахалинце» из года в год велась неписанная традиция. После марта, когда пройдут опоросы, свиноферма за неделю пустела. Весь приплод продавался колхозникам.

К такому положению привыкли, оно казалось нормальным и законным. Поэтому, когда в один прекрасный день индивидуальные свиноводы возвратились с фермы с пустыми мешками, возмущению не было конца.

– Неправильно поступаешь, Александр Тимофеевич, – упрекали нового председателя. – В колхозе ты без году неделя, а уже не хочешь интересы колхозников блюсти…

Председатель стоял на своем. Для колхоза, доказывал он, продавать поросят невыгодно.

– Торговать нужно мясом, а не месячниками!

Дошел спор до райисполкома. Приезжали в колхоз его работники, разбирали письма жалобщиков. И