Роже Мож - Дикари Страница 4

— Ого! — изумился грек. — Вот как! Вы, мужики, все одинаковы! Вы считаете, что только вам одним тяжело зарабатывать на жизнь... Посмотри! Солнце садится, все крестьяне вернулись к себе домой и собираются ложиться спать со своими женами или женами своих рабов. А я? Я работаю, и мой секретарь готов в любую минуту взять стиль[9], чтобы составить акт о продаже. Прежде всего скажи, о какой девушке идет речь? О крупной блондинке? Эта бретонка знает, как принять роды у коровы и как ухаживать за больными кобылами. Я тебя предупреждаю, что она дорого стоит. У меня есть на нее покупатель за Лугдунумом. Там в имении одних коров только две тысячи и выращивают самых красивых лошадей этой области Галлии. У Сервия Акризия, знаешь его?

— Знаю, — сказал Сулла. — Но не она меня интересует. За своими животными я ухаживаю сам.

— Я так и подумал, — сказал грек, бросив иронический взгляд на одежду галла и его грубые кожаные сандалии на ногах, свисавших по бокам гельветской лошади.

— Та девушка ничего не умеет делать. Это всего лишь четырнадцатилетняя малышка, которая занимается птицей и овцами.

— А! — воскликнул толстый торговец. — Брюнетка с красивыми волосами?

— Да, да, — согласился Сулла.

Грек, конечно, запросит непомерную цену, но, судя по тому, как начался разговор, иного быть и не могло. Сулла видел, что грек раздумывает, подсчитывая, на сколько можно обобрать простака, который вот так бросается прямо в пасть волку.

— Какая досада, — бросил он наконец. — Она не продается.

— Действительно досадно, — сказал Сулла не сразу, затягивая паузу: в тишине слышались лишь топот копыт и скрип колес повозки.

Толстяк поднимал планку до самой высокой отметки, намереваясь хорошенько почистить клиента.

Он посмотрел на Суллу насмешливо и спросил с любопытством:

— А она нравится тебе, эта малышка?

— Я же сказал, что хочу ее перекупить.

— Ты не ответил на мой вопрос, — заметил Мемнон. — Я хочу спросить: она нужна тебе, чтобы ухаживать за птицей, или для других вещей, скажем более личных?.. — И он засмеялся в конце фразы. Потом продолжил, потому что галл ничего не ответил: — У тебя есть вкус. Представь себе, что у меня возникли те же идеи. Ты знаешь толк в земле, в кормах, может быть, еще в животных, но ты должен признать, что я разбираюсь в мужчинах и женщинах... У каждого свое ремесло, правда? Эта малышка очень хорошо сложена. Она будет очень красивой через два-три года. Я обучу ее танцам, и игре на флейте, и еще тому, чему ты сам хочешь ее научить, если я правильно тебя понял. И когда она усвоит все, что надо, я отправлю ее в Рим к моему компаньону, который содержит там крупное заведение. Он извлечет из этого максимальную выгоду.

Сулла продолжал ехать рядом с повозкой, ничего не отвечая, потом он внезапно сказал:

— Ты ошибаешься. Я не думал об этом. Но теперь мне понятно, в чем заключен твой интерес, и ты имеешь право защищать его, как считаешь нужным... А сколько будет стоить малышка, когда станет такой, как ты мечтаешь?

— В Риме, если ее с умом продать сводне в возрасте семнадцати лет, — десять тысяч сестерциев. Может быть, пятнадцать, если приглянется какому-нибудь шестидесятилетнему толстосуму. Многие в этом возрасте нуждаются в молоденьких, способных разбудить в них то, что ослабевает с возрастом...

Мемнон захохотал, откинувшись на кожаные подушки. Сулла дал ему время посмеяться, а потом прервал:

— Согласен на десять тысяч.

Он произнес это бесстрастным тоном, в глубине души называя себя глупцом. Десять тысяч сестерциев за эту маленькую дурочку! Снова к нему пришло ощущение того, что ему надоела жизнь зажиточного земледельца и что он был готов выкинуть невесть что, лишь бы развеять свою тоску.

Мемнон больше не смеялся. Он остановил на галле изумленный взгляд.

— Это несерьезно, — бросил он.

— Совершенно верно, — иронически согласился Сулла. — Но что сказано, то сказано.

Мемнон недовольно пожал плечами:

— Ничего не было сказано! Я сказал тебе вначале только то, что не хочу ее продавать. Я хочу оставить малышку для себя, если уж хочешь знать все. Этой ночью, когда я приеду к себе во Вьенну, я прикажу ее хорошенько отмыть, чтобы отбить куриный и овечий запахи, и тогда я займусь ею... — Он подождал некоторое время, потом перешел на деловой тон, на этот раз без всяких шуток: — Только не она. Если ты хочешь другую девушку, скажи мне какую, и я назначу умеренную цену.

— Спасибо, — сказал Сулла. — Но меня интересует именно она.

Они продолжали двигаться рядом. Грек первым нарушил молчание.

— Послушай! — сказал он. — Если малышка задела тебя за живое, то могу кое-что предложить. Я велю остановить повозку и выйду из нее; ее к тебе приведут, вы подниметесь внутрь. А ты дашь мне тысячу сестерциев и лишишь ее девственности. Я оставлю тебя с ней на полчаса. Так ты получишь все, чего хотел, и не будешь ни о чем жалеть. Что до меня, то этот момент мне неинтересен. Предпочитаю, чтобы кто-нибудь другой потрудился до меня, я люблю ходить по проторенной дорожке. Честное предложение, не так ли? Если у тебя нет с собой денег — не важно. Ты подпишешь мне дощечку. У тебя конечно же есть банкир во Вьенне, как у всех в этой дыре? Скажи, ты согласен, крестьянин? — игриво заключил он.

— Согласен, — сказал Сулла. — А теперь пошел ты к черту.

Галл бросил это жестким голосом, и его слова прозвучали как пощечина.

— Ну-ка! Потише! — воскликнул Мемнон. — Что это за манеры? Сам немытый — и туда же, других учить! За кого ты меня принимаешь? Ты знаешь, кто я во Вьенне и Лионе?

— Я очень хорошо знаю, кто ты и во Вьенне, и в Лионе, и в других местах, — спокойно сказал Сулла.

На секунду он почувствовал, как ярость поднимается в нем, но призвал на помощь все свое хладнокровие. Бедная девчушка плакала, потому что не хотела разлучаться с манами[10] своих родителей!

Грек открыл было рот, чтобы возразить, но Сулла перебил его:

— Я знаю также, чем ты занимаешься помимо рабов...

— Следи за своими словами, мужлан! — закричал тот. — Я подам на тебя жалобу претору[11] Вьенны, если ты будешь меня оскорблять!

— Я тебя оскорбил?

— Ты собираешься это сделать! Я честный торговец и нахожусь под защитой всех патрициев области, которые являются моими клиентами, а то и просто должниками! Если ты скажешь еще одно слово в присутствии моего секретаря, то я возьму его в свидетели против твоих клеветнических обвинений, и тебя приговорят к выплате крупного штрафа!

Сулла покачал головой:

— Будет лучше, если твой секретарь выйдет отсюда. По крайней мере, он не будет в курсе всех твоих незаконных и нечестных делишек...