Валерио Манфреди - Спартанец Страница 4

А там, внизу, на равнине, на благородный дом Клеомениов уже легла холодная тень громадной горы. С лесистых вершин мрачного великана в долину спускались боль и страдания.

На супружеском ложе гордая жена Аристарха уставилась неподвижным взглядом остекленевших глаз в потолочные балки.

В ее сердце выли волки Тайгета, ее уши слышали устрашающий скрежет их стальных челюстей, а в темноте горели их желтые глаза. Ни сильные руки, ни широкая грудь ее мужа не могли принести ей утешение, никакие слезы не могли смыть горькую боль в израненной душе.

Прихрамывая на больную ногу, Талос гнал отару вдоль обильно расцветших берегов реки Еврот. Пастуший посох он крепко сжимал в левой руке. Легкий ветерок волной пробегал по целому морю маков, растущих вокруг, воздух был насыщен резкими ароматами розмарина и мяты.

Мальчик, мокрый от пота, остановился, чтобы освежиться речной водой. На овец жара также действовала угнетающе, они лежали под вязом, ветви которого, обожженные солнцем, давали небольшую тень.

Собака крутилась около мальчика-пастуха, виляя хвостом и тихо подлаивая.

Парнишка повернулся, чтобы потрепать свалявшуюся шерсть пса, забитую люпинами и овсом. Криос еще теснее прижался к своему молодому хозяину и лизал его изуродованную ступню, словно она была болезненной раной.

Мальчик наблюдал за маленьким псом глубокими спокойными глазами и время от времени трепал густую шерсть на его спине. Внезапно, когда он повернулся в сторону далекого города, в его взгляде появилось беспокойство. Акрополь, выбеленный солнцем, вздымался над долиной, словно мираж, дрожащий в знойном воздухе, переполненном оглушающим стрекотом цикад.

Талос достал из заплечного мешка на лямках тростниковую свирель, подарок Критолаоса. Он начал играть: свежая, легкая мелодия полилась на полевые маки, смешиваясь с журчанием реки и песней жаворонков. Вокруг их летало множество… Изумленные, они поднимались к пылающему солнцу и падали вниз, словно пораженные молнией, на стерню и пожелтевшие травы.

Внезапно звук свирели стал умолкать, постепенно затихая, словно журчанье ручья, текущего в темноту пещеры в самом чреве земли.

Душа пастушонка напряженно вибрировала в такт примитивной музыки инструмента. Время от времени он откладывал свирель и смотрел на пыльную дорогу, идущую с севера, — словно ждал кого-то.

— Я вчера видел пастухов с нагорья, — рассказывал старик. — Они говорят, что возвращаются воины, и с ними много наших людей, которые служили в армии погонщиками мулов и подсобными работниками.

Талосу хотелось увидеть их. Впервые он привел свою отару в долину, спустившись с гор, — только для того, чтобы посмотреть на спартанских воинов, которых простые люди описывали с такой злобой, отвращением, с таким восхищением… и ужасом.

Вдруг Криос поднял свою мордочку, чтобы понюхать неподвижный воздух, и залаял.

— Кто там, Криос? — спросил юный пастух, неожиданно вскакивая на ноги.

— Хороший мальчик, сиди тихо, все в порядке, ничего не случилось… — говорил он, пытаясь успокоить животное.

Мальчик напряженно вслушивался и, немного погодя, ему показалось, что он слышит отдаленный шум. Пение флейт, похожее на звук его собственной свирели, — и в то же время совершенно другой, поддерживаемый глухим ритмичным шумом, как далекий гром.

Вскоре Талос услышал топот множества ног, шагающих по земле.

Это напомнило ему то время, когда пастухи из Мессении шли мимо со своими стадами быков. Неожиданно он увидел, как из-за холма слева появились они. Это были воины!

В мерцающем воздухе, силуэты казались нечеткими, но все же устрашающими. Музыку, которую он слышал, создавала группа мужчин, идущих впереди во главе колонны и трубящих в трубы. Этот звук сопровождался ритмичным боем барабанов и металлическим звоном литавр. Музыка была странная, монотонная, навязчивая, состоящая из напряженных вибрирующих звуков, которые пробуждали в ребенке сильные желания, беспокойное возбуждение, заставляющее бешено колотиться сердце.

Тяжеловооруженные пехотинцы — гоплиты — шли за ними. Пехотинцы, ноги которых были защищены бронзовыми наголенниками, грудь покрыта броней, лица закрыты забралами шлемов, украшенных черными и красными гребнями… В левой руке они несли огромные круглые щиты, украшенные изображениями фантастических животных, чудовищ, которых Талос узнавал, вспоминая рассказы Критолаоса.

Колонна шла размеренным шагом, поднимая клубы плотной пыли, которая полускрывала гребни и знамена, и сгорбленные плечи воинов.

Когда первые из них подошли совсем близко к нему, Талос почувствовал внезапный прилив страха и желание убежать, но таинственная сила, поднявшаяся из самых глубин его сердца, пригвоздила мальчика к месту.

Первые воины прошли так близко, что он мог бы дотронуться до копий, на которые они опирались во время марша, — стоило ему всего лишь протянуть руку. Он заглядывал в каждое лицо, чтобы увидеть, узнать, понять то, о чем рассказывали ему пастухи.

Он видел за нелепыми масками шлемов их широко раскрытые глаза, залитые потом, ослепленные палящим солнцем, он видел их бороды, покрытые пылью, он ощущал едкий запах их пота… и крови. Плечи и руки в синяках и ушибах… Темные сгустки крови засыхали на руках, пятнали потные бедра, они виднелись и на кончиках копий.

Они шли вперед, не чувствуя мух, которые усаживались прямо на ссадины и раны…

В ужасе, Талос пристально смотрел, не отводя глаз, на фантастические фигуры, марширующие мимо него, под бесконечный ритм странной музыки — до тех пор, пока они не удалились, превращаясь в нереальное, удивительное воспоминание, подобное ночному кошмару.

Ощущение неожиданного гнетущего чужого присутствия внезапно охватило мальчика. Он повернулся назад.

Широкая грудь, закрытая легендарной кирасой, две огромные волосатые руки с бесчисленным количеством шрамов, как на том каменном дубе, о который медведь привык точить свои когти, смуглое лицо, обрамленное бородой, черной как смоль, но с первыми проблесками седины… Стальная кисть, крепко ухватившаяся за рукоятку ясеневого древка длинного копья… Глаза, черные как ночь, сияющие светом сильной и непреклонной воли…

— Отзови своего пса, мальчик. Ты же не хочешь, чтобы копье пронзило его, разорвав на куски? Воины устали, их сердца измучены. Позови пса, его лай раздражает нас всех. И сам поди прочь, здесь не место для тебя!

Талос отпрянул, словно очнувшись от сна. Он позвал собаку и пошел прочь, опираясь на посох, чтобы было легче больной ноге. Пройдя несколько шагов, он остановился и медленно обернулся.

Воин неподвижно застыл на месте, на его лице отражалось немое удивление. Он смотрел на мальчика пристально, с дикой болью и крайним удивлением в глазах.