Княжий суд - Корчевский Юрий Григорьевич Страница 40

— Согласен, по рукам.

Мужики сами за месяц сладили по избенке, затем и хозяйством обзавелись. Полезными они для деревни оказались. В имении и ложки нужны и горшки, и валенки. Зимой в сапогах не походишь, когда снегу по колено да морозы трещат такие, что в лесу деревья ломаются.

Забегая вперед, скажу, что постепенно с моего согласия к ним присоединятся другие люди, и к весне в лесу уже будет стоять деревня о пяти домах.

После вынужденного перерыва продолжилось строительство барского дома. За остаток лета и осень итальянцы дом надстроили, вырос второй этаж. Но вскоре стройка встала — зарядили дожди, дороги развезло. А йотом и зима нагрянула.

Снега сразу много навалило. Хоть и тесновато в избах было, зато тепло. Печи топились исправно, окутывая дымком острог. И лошади не мерзли в теплых денниках. Маленький Тит, главный конюх, ухаживал за лошадьми, как заботливая мать за своими детьми. Холопы под его началом слушались маленького начальника беспрекословно.

Дети, коих много было — из беженцев, — освоили склон холма, обращенный к реке. С визгом и с шумом они катались на санках, бросались снежками.

Спокойно в остроге, сытно и тепло. Наладился санный путь по льду Оки. Надо в Москву ехать к Кучецкому — побрататься да пива попить, пока на границах спокойно, а то не виделись давно. И главное — новости узнать. Не слышно ли тревожных слухов о беспокойных крымчаках или казанцах, не собирается ли Литва с войною на Русь идти?

В Вологде мне жилось спокойнее, татары туда не доходили. А нынешнее имение — как постоялый двор на перекрестке дорог. Все, кто с южных границ нападал — крымчаки, ногайцы, казанцы, — шли на Москву через Коломну. И уходили тем же путем, грабя и опустошая деревни и города. Так что близость имения к Коломне — не столько благо, сколь многие неприятности, заботы и беды. И что острог мой не сожгли — просто счастливая случайность.

Выехал я в Москву со свитой: меня сопровождал боярин Глеб Кочкин, боярский сын Макар и десяток ратников. Причем воины были нужны не только для представительства. На коломенском тракте разбойничьи шайки лютовали, не давая спуску купеческим и крестьянским обозам. А поехали мы по льду реки — это удобнее, чем по дороге. И засады опасаться не стоит — на льду не спрячешься.

Впереди по пробитому санями пути ехали двое дозорных, затем я, обочь держались Макар и Глеб, а уж затем замыкали колонну воины. Завидев княжеский выезд, встречные обозы брали в сторону, а седоки ломали шапки. В принципе такое чинопочитание мне было безразлично, но традиции и заведенные порядки соблюдать надо. Пару раз Глеб даже плетью стеганул по тулупу зазевавшегося возничего, не успевшего шапку снять. Не иначе — рвение свое выказывал.

Благополучно прибыв в Москву, в таком же составе сразу же мы направились к Кучецкому.

На улице уж стемнело, и Федор был в своих хоромах.

Князь вышел на крыльцо, окинул довольным взглядом свиту.

— Здрав будь, Федор!

— И тебе удачи и здоровья, Георгий. Вижу — не пропали втуне мои слова.

— Как не послушать умные слова старшего друга, — подлил я елея.

— Проходи, гостем будь. Эй, Прохор! Лошадей в конюшню, ратников — в людскую, да не забудь покормить.

Мы с Глебом и Макаром прошли за Федором в трапезную.

— Это кто с тобой, что-то я их ранее не видел.

— Боярин Кочкин и боярский сын Макар, из свиты. Федор окинул их внимательным взглядом, задержавшись на Макаре.

— Из Литвы?

— Так и есть, князь.

— То-то вижу — лицо бритое, да одежа но иноземному шита. Инда ладно, служи князю Михайлову ревностно. С Литвою замиримся скоро, посольство наше к Сигизмунду государь направил. Отобедаете?

— Не откажемся, мы с дороги — и прямо к тебе. Замерзли малость и проголодались.

Федор хлопнул в ладоши. Тихо отворилась дверь, появился холоп.

— Накрывай столы, чем Бог посла — 'i. Холоп неслышно вышел.

— Какие новости, Федор?

— Нонче летось, а может, и ранее снова крымчаков ждем.

— Тьфу ты, напасть какая, — чертыхнулся я. Федор усмехнулся.

— Так ведь грамота о дани и замирении к государю возвернулась. Магмет-Гирей окромя пленных ничего не получил. Доносят лазутчики, что на базарах в Перекопе, Кафе да и других Магмет объявил, чтобы его воины и мурзы готовились по весне к новому походу на Русь.

— Неймется же этому кровопийце! До сих пор на базарах в Крыму русских рабов полно, а он уж о новом походе помышляет.

— Потому и предупреждаю. Имение-то твое цело?

— Охлопково, где острог у меня, уцелело, успели ратники мои отряд казанцев в нем истребить. А вот Чердынь и Вереши пожгли вороги. Я к тебе после набега татарского приезжал, да привратник доложил — тебя дома нет и долго не будет.

— Да, знаю, он мне докладывал по приезде моем. Да что мы все о делах да о делах! Давайте откушаем, стол уж накрыт.

Уговаривать нас не пришлось — дружно набросились на еду, только косточки у жареных кур трещали. Федор винцо сначала попивал, да глядя на нас и у него аппетит проснулся. Вкушая яства, возносили тосты за государя, за хозяина дома — многие ему лета! А еще — за победу русского воинства предстоящей весной, если крымцы походом на Русь пойти осмелятся.

Когда мы уже наелись, Федор неожиданно сказал, поднимаясь из-за стола:

— Ну, пусть люди твои отдохнут, поедят неспешно без нас, а мы уединимся.

Касаясь рукой моего плеча, Федор увлек меня в свой кабинет.

— Садись. Князь Иван Воротынский в опалу попал. Слышал?

— Нет еще.

— Знал ведь, что делать должно на Оке, а смолчал — прямить, вишь ты, младому Вельскому не схотел, как действовать надобно было! Вот и, не дав отпору на порубежье, к Москве татарву допустили! — гремел Федор. — Если бы не Хабар Симский, — ай да молодец какой! — мудростию своею и приступ на Рязань отразил, и грамотой о подданстве Крыму сумел завладеть, от хана Магмета ее отнять, без силы — заметь! — это ж какая поруха чести государя нашего могла быть, смекаешь?

Федор встал, нервно прошелся по комнате.

— Коломну сожгли, сколько же народа побили!

— Знаю, пожар видел.

— Будет оборонительный рубеж на южной границе, а Коломна — оплотом его! Коломну государь отстраивать хочет. С обоими Алевизами, Большим и Малым, зодчими фряжскими уж разговоры вел. Каменную крепость возводить потребно — накрепко путь татарам на Москву загородить. Но и начальствовать дружиною в сей крепости надежный, проверенный муж должон. Который загодя разуметь способен, — помолчав, добавил он. — Вот я и думаю подкинуть ему мысль — тебя воеводою в Коломну поставить.

— Так ведь нет города, одно пожарище.

— Это сейчас. Погоди маленько, мощную крепость воздвигнем, с пушками и сильным гарнизоном. Чтобы как кость в горле у татар стояла, дабы не от Москвы рать государеву двигать.

— А почему меня?

— Вот дурья голова! Ты деревянный острог на пустом месте воздвиг, оборонил его. Неуж с каменной крепостью не справишься? А кремль будет! И не меньше московского: зодчие есть, строители государевы, деньги из казны.

— Так ты же говорил — татары весной снова в набег пойдут, крепость построить не успеем.

— А мы сейчас ее строить и не будем. Вот разобьем татар, тогда и начнем.

— Ты моего согласия спрашиваешь?

— И не думаю! Ты князь, службу государю верно исполняешь, к тому же — побратим мой. Кого же еще мне государю предлагать? Странно ты, князь, глаголишь! Не пойму я тебя, сколько знаю. Вот и предложения твои о воинском деле, что государю писал, ценю! Другому намекни только, ужом лезть будет. Скромность, конечно, украшает, но, на мой взгляд — то о девицах сказано. Неужель тебе прозябать охота в имении своем — как бишь его?

— Охлопково.

— Ну да, Охлопково. А то — Коломна! Город, да акой — вторая столица будет! Под твоею рукой! Не торг, а торжище! На стрелке двух рек, ни один купец не минует. Город на кормление даю, а ты кочевряжишься! — горячился Кучецкой.

— Государь может и не дать, — тихо предположил я.