Иван Кратт - Великий океан Страница 40

Зверобой хотел пройти мимо. Много смертей и ран встречал на своем веку, но тощие косицы, вымазанные кровью, темная худая спина подростка вызвали воспоминания о далекой Миссисипи, о днях, проведенных пленником в индейской деревне, детских участливых руках, просовывающих в щели бараборы пищу.

Старик снял нательную рубаху, разорвал полосами, залепил глиной ободранные места. Очнувшись и увидев чужого, девочка хотела вырваться, но сил не хватило, она снова потеряла сознание.

Афонин прожил у ключа два дня, а когда раненая немного окрепла, забрал ее с собой. Он принес девочку прямо в казарму, насупившись, положил на свои нары, стоявшие рядом с углом Наплавкова, потом вскинул заросшее, скуластое лицо на притихших зверобоев.

— Кто лаять будет? — спросил он, чуть сбочив седую, в бобровой шапке, голову. Пушистый хвост речного зверя открыл иссохшую стариковскую шею, но глаза глядели по-молодому задорно и воинственно.

Никто ничего не сказал. Афонина знали по всему Северу, сам губернатор Канады подарил ему ружье. Единственный из русских, побывал он на вершине Ильи, высочайшей горы Аляски, пешком перевалил водораздел до Гудзонова озера. Все причуды ему извинялись. Он был очень стар, и зверобои привыкли к его чудачествам.

Уналашка жила на нарах тихо, как мышь. Днем, когда промышленные уходили на берег, девочка выползала из своего закутка, приоткрывала дверь и долго сидела на пороге, удивленно разглядывая островки бухты, ломаную линию скал, поросшую нескончаемым лесом. Когда наступали ясные дни, можно было видеть вершины родных гор. Ярко-белые, чистые, они проступали за лесной равниной, на краю неба, и девочке казались совсем близкими.

Потом пробиралась к очагу, трогала посуду, висевшую на крючьях, осторожно стучала пальцами и удивленно прислушивалась, как бренчит медь. Пугливая и настороженная, маленькая индианка ни разу не сказала ни слова и только однажды, увидев женщин, проносивших мимо казармы дрова, возбужденно крикнула «ко!», затем, съежившись у окна, снова притихла.

Старик приносил ей ягоды и рыбу, смущенно и ворчливо клал на нары. Что делать с девочкой дальше, он не знал, посоветоваться с кем-нибудь мешала амбиция. Зато бережно охранял покой найденыша, не позволяя даже никому к ней приблизиться. Лишь как-то днем, когда в казарме был один Наплавков, зверобой, указывая кивком головы на свои нары, будто невзначай спросил у проходившего к двери гарпунщика:

— Попам достанется?

Он сказал это притворно равнодушно, словно дальнейшая судьба девочки его совершенно не интересовала, но Наплавков понял, что старик сильно озабочен. Больше всего беспокоила мысль о миссионерах. Давние счеты были у него с ними.

Наплавков помолчал, переставил через порог хромую ногу.

— Коли отдашь — достанется, — ответил он. Затем спокойно и не торопясь вышел.

Приближаясь сейчас к жилью, гарпунщик услышал непривычный гам, доносившийся из старой казармы. Плотно закрытые ставнями окна мешали разобрать, что делалось там внутри, но шум и крики были слышны даже сквозь плеск дождя, заливавшего каменный двор крепости, моментами перекрывали гул прибоя.

Наплавков заторопился, шагая по лужам, наполнявшим выбоины в сливняке, несколько раз чуть не упал. Необычайное шумливое сборище его встревожило, и он спешил поскорей узнать причину. До сих пор ему удавалось сдерживать промышленных. Растущее возмущение не было еще достаточно глубоким и прочным. Первое же появление Баранова на Ситхе прекратит все недовольства из одного только страха.

Распахнув дверь, он еще с порога увидел, что в бараке произошли какие-то серьезные события. Криков больше не было слышно, зато все звероловы столпились вокруг очага, тяжелые плахи стола были сдвинуты в сторону, ярко пылал на костре опрокинутый котелок с ромом.

Перед очагом, спиной к огню, выпрямившись во весь рост, стоял Гедеон. Лохматые, спутанные волосы пламенели в отблесках костра, кроваво серебрился высоко поднятый крест. Монах что-то быстро и громко бормотал, огромная тень падала на освещенную стену. Его окружали притихшие зверобои. Дальше виднелась скорченная на нарах фигура девочки и впереди ее — старый охотник, спокойно и решительно охвативший тяжелую боевую винтовку.

Наплавков догадался, что столкновение произошло из-за маленькой индианки. Миссия давно хотела ее окрестить, но Гедеон находился на озере, Ананий был занят совсем другими делами. Вернее, предусмотрительный поп не хотел ссориться со старожилами. Зверобой заявил Лещинскому, что монахов к приемышу он не подпустит.

— Коли замают… — сказал старик и, не договорив, остро глянул на Лещинского из-под кустистых жестких бровей.

Лещинский потер свой круглый желтоватый лоб, подумал, затем, словно решая что-то чрезвычайно трудное, ответил с торопливой доброжелательностью:

— Повеление государя. Император расточает великую заботу о диких. Однако я немедля изложу духовным твою просьбу.

Он ничего не сказал Ананию, наоборот, долго и почтительно выслушивал осторожные намеки архимандрита касательно дел компании, прощаясь, подошел под благословенье. Нюхом авантюриста чуял возможного сообщника. Но сам пока молчал…

Наплавков кинул на лавку свою добычу, поспешно раздвинул толпу. Нужно было скорее вмешаться, иначе Гедеон мог натворить беды.

Он опоздал. Кряжистый, тугощекий Попов, с обветренным багровым лицом, медленно поднялся с обрубка, на котором до сих пор сидел, не принимая участия в общем возбуждении, шагнул к монаху, легонько отобрал у него крест. Приложившись к блеснувшему металлу, промышленный положил его на лавку, затем, почти не тужась, ухватил Гедеона за ворот и поясницу, поднял на уровень плеч.

Прежде чем ошеломленные люди успели что-либо сказать, зверолов ногой пихнул дверь, качнулся и выкинул монаха на мокрый, гудевший от шторма, каменистый берег форта.

— Вольные мы… — сказал он угрюмо, поворачиваясь к затихшей толпе.

Видно было, как от сдерживаемого гнева дрожали его темные, тронутые цингою губы.

Глава девятая

День кончился. Он был уже третьим, а гущина леса оставалась нерушимой, глухой и сумрачной — заколдованным, молчаливым царством. Гнилье, бурелом, высоченные папоротники, ели, многолетний кедр и другие деревья. А дальше — горы и водопады, темные и величественные ущелья, без дна, без края, нависшие утесы…

Павел остановился на уступе скалы. Красноватый гранит далеко внизу, на бесконечной глубине каньона обрывался в черное неподвижное озеро. Юноша слышал о нем от Кулика и Наташи и теперь знал, куда пришел. Озеро находилось лигах в двадцати от берега, мимо него пролегала тропа на Чилькут. Чтобы выйти к Ново-Архангельску, нужно обогнуть этот мертвый водоем, образованный силою землетрясения. Ни рыб, ни водорослей не водилось в озере, не кружились птицы. Только ночью и рассветными зорями приходили сюда на водопой звери.