Евгения Яхнина - Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья Страница 41

— Надо посоветоваться с Адора! — сказал всё же Жак.

Но Шарль, немного ревновавший друга к молодому адвокату, запротестовал:

— К чему? Ты и сам говорил, что у него дела по горло. А мы ведь только попугаем твоего Бианкура.

Сказано — сделано! Немало бумаги извели друзья, пока наконец письмо не было одобрено обоими, исправлено и переписано. И теперь они с трепетом ждали, чтобы Бианкур опять пригласил к себе Жака, предвкушая, какие интересные наблюдения ему удастся сделать во время этого визита.

Когда после долгого отсутствия Адора заглянул наконец в кабинет для чтения, Жак рассказал ему о написанном письме как о большой победе. К его великому удивлению, Адора отнёсся к письму совсем по-иному.

— Ну что мне с тобой делать! До чего же ты легкомысленный! Ведь на языке охотников такое поведение называется «спугнуть дичь». Не такой младенец Бианкур, чтобы испугаться угроз, зато он может скрыть кое-какие улики. Так чего же ты достиг?

Жак понурил голову.

Увидев это, Адора дружески похлопал его по плечу:

— Ну ладно, Малыш! Ещё не всё потеряно! Наберись терпения. Я повторяю тебе это уже который раз. Обещай ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной.

И Жак обещал.

…Выдумка Бабетты сослужила службу семье Пежо. Жак и в самом деле договорился о найме в аренду второго помещения для кабинета в самом Пале-Рояле. Это было необычайно выгодной сделкой во всех отношениях, и теперь речь шла только о сроке, когда откроется новый кабинет для чтения. Сначала переговоры, затем хлопоты по устройству кабинета развязали руки Жаку. Он больше не должен был отчитываться перед тётей Франсуазой и мог ходить в Пале-Рояль невозбранно.

Чего только не придумывал Шарль, чтобы лишний раз отлучиться из магазина и побывать вместе с другом в Пале-Рояле! Это был уже не тот Пале-Рояль, который окружал посетителя всевозможными приманками и забавами. Не Пале-Рояль, поражавший на каждом шагу роскошью и изобретательностью выдумок. Это был клуб, где кипела и била ключом политическая мысль.

Здесь постоянно сменялись люди: некоторые, мелькнув, бесследно исчезали. Многие из них, побывав в Пале-Рояле один раз, превращались в завсегдатаев. Иные становились любимцами парижан на несколько часов. Слава других утверждалась надолго. Среди последних часто упоминали имена Данто́на и Ками́лла Демуле́на. Несмотря на природный недостаток — заикание, Демулен увлекал слушателей, произнося пламенные речи, слагал стихи, бросал в толпу сатирические куплеты, осмеивающие наиболее ненавистных народу вельмож, приближённых ко двору, и толпа, смеясь, вторила ему.

В Пале-Рояле можно было купить листки с текстом его стихов, а также стихов других авторов, воззвания, наказы и газеты. Их было множество. После открытия Генеральных штатов в одном только Париже насчитывалось сто пятьдесят газет, и каждая находила своего читателя и приверженца. Купцы и рыночные торговки жаловались, что газеты отбивают у них покупателей, так как люди готовы тратить свои последние деньги на газеты, вместо того чтобы покупать съестные припасы.

Жаловались и владельцы кафе. Бывало, придут два-три человека, познакомятся, разговорятся и примутся за карты… И глядишь, карты картами, а уж редко кто из партнёров обойдётся одним стаканчиком. Выпьют, сыграют партию и снова выпьют, так что хозяева кафе не остаются в накладе… А нынче те же люди устроятся где попало — на бульваре, на улице, на крылечке — и читают вслух новый выпуск газеты. Им и в голову не приходит промочить горло!

Вот и сейчас подростки десяти — двенадцати лет то и дело бегают от Пале-Рояля к типографии и обратно и приносят влажные ещё от типографской краски листки. Листки не задерживаются у юных продавцов. Только успели притащить огромную кипу, сбросить её наземь, глядишь — от неё не осталось и следа.

Для ораторов нет специальных трибун: кто вскакивает на стол, на скамью, а иной просто опрокинет ящик и взберётся на него. Каждый стремится лишь к тому, чтобы его услышали. Те, кто побойчее, импровизируют речи, а те, кто лишены дара импровизации, читают приготовленную заранее. Толпа настроена к ораторам благожелательно. Почти всегда их провожают криками: «Браво!» Ну, а если речь очень понравилась, то оратору, как актёру, приходится повторять наиболее удачные места.

Не теряют времени зря и уличные глашатаи-любители. Они переходят от одной группы собравшихся к другой и кто как умеет сообщают последние новости: один придаёт сообщению иронический характер, второй интонацией подчеркнёт то, что кажется ему важным, третий не ждёт, чтобы его попросили, а добавит от себя своё толкование событий.

И сегодня, как обычно, друзья останавливались у каждой группы, стараясь не пропустить ничего интересного. Отношение к ораторам у них было разное: Шарль принимал всё и всех, Жак критиковал, разъяснял другу прослушанную речь. Вот взять оратора, которого они только сейчас слышали: слов много, а до смысла не доберёшься. Повторяет ежеминутно, что надо стремиться к равенству, а как этого равенства достичь, не поясняет.

Они подоспели как раз в ту минуту, когда несколько поодаль другой оратор, долговязый и худощавый, кончал свою речь словами:

— Пусть знают Генеральные штаты, что люди рождены свободными и равными в правах и что власть должна принадлежать народу. Пусть помнят, что все граждане должны иметь право думать, говорить, писать и публиковать всё, что им угодно!

Шумные аплодисменты были ответом собравшихся в этом уголке Пале-Рояля на слова оратора.

— Опоздал! У нас нет больше Генеральных штатов! У нас есть Национальное собрание! — крикнул парень, стоявший рядом с Жаком и Шарлем. — Ура Национальному собранию! — И он подбросил вверх свою шляпу.

И Жак, и Шарль, а за ними и вся толпа закричала:

— Ура Национальному собранию!

— Подождите кричать! Послушайте лучше, какую штуку я вам сейчас прочитаю. Этот памфлет называется: «Предупреждение народу» или «Разоблачённые министры», а написал его господин Жан-Поль Марат.

— Слушайте! Слушайте!

— «Сограждане! Остерегайтесь министров! Они задумали распустить наше Национальное собрание! Они окружают нас солдатами. Они только ждут, чтобы мы вышли из терпения, и тогда обратят против нас штыки!»

— Кто ты такой? — с восхищением спросил Жак.

— Я бондарь, а зовут меня Фелисье́н, — охотно ответил молодой человек. У него были рыжие волосы, очень белое лицо, усыпанное веснушками, и задорная улыбка. — Как только у меня выдаётся свободная минутка, я сюда прибегаю. Сам послушаю и другим расскажу, что узнал. Хозяин у меня ничего, покладистый, не бранит за то, что я часто здесь торчу. В Версале-то я побывал всего два раза, уж очень он далеко. А сюда сбегать недолго!