Бриллианты безымянной реки - Татьяна Олеговна Беспалова Страница 41

В отсутствие Гамлета, как это заведено у влюблённых, я продолжала вести нескончаемый диалог с ним. Воображение рисовало мне картины нашей близости. Вот я рассказываю ему о тех времена, когда в посёлке Амакинской экспедиции кипела жизнь. Тогда ещё жива была моя мать, и старшие её дети жили в этом самом крошечном домишке под одной крышей со мной. Теперь от всей семьи осталась только Изольда, которая старше меня на один год, да самый младший из всех – Георгий-последыш, случайно рождённый нашей матерью через пять лет после меня. В воображении своём я рассказывала суженому о тех временах, когда была ещё здорова и могла купаться и плавать в нашей холоднючей речке, когда вместе с Изольдой и старшими братьями помогала геологам в камералке.

Так миновала одна неделя и за ней вторая. Хвоя под лиственницами сделалась сухой и ломкой. На обоих берегах госпожи-бабушки Вилюя разгорелось новое лето. Наконец, настал день, когда госпожа-бабушка, расчёсывая мои волосы, объявила дату следующего чаепития.

– Хороший день закончится ясным вечером, – сказала она. – Такой вечер подходит для ударов в бубен. Молодец-боотур проводит тебя до моего чума.

* * *

Гамлет явился за мной в назначенный день и час для того, чтобы мы вместе отправились в гости к моей госпоже-бабушке. Явился он с некоторым опозданием, заставив немного поволноваться. Провожал нарочито медленно, приноравливаясь к моей походке. В то же время, казалось, он не замечает ни костылей в моих увечных руках, ни моей трясущейся головы. Он снова рассказывал мне о Москве, о том, как много времени он проводит в метрополитене. Слушая его рассказ, я думала: как странно и страшно живут люди в Москве! По два и более часа в день проводить под землёй!

Я, в свою очередь, рассказывала о своей жизни в покинутом посёлке, о том, что на зиму госпожа-бабушка перебирается из своего чум-утэна ко мне в домик, и мы живём в нём вместе с её собаками и коровой. Кроме этого, я решилась рассказать о своих попытках заниматься рукоделием, о том, как я пыталась научить свои непослушные руки вдевать нитку в ушко иглы, а потом втыкать углу в натянутую на пяльцы канву. Я говорила о книгах, которыми меня снабжают Осип и младший брат и которые я порой читаю дни напролёт. Гамлет поразился, узнав, что я прочла «Трёх мушкетёров» пять раз, а «Сказки 1000 и 1 ночи» учила наизусть по единственному русскому переводу с арабского языка.

Мы медленно двигались вверх по тропе, и Гамлет время от времени заглядывал мне в глаза, со странным выражением. Так смотрят на госпожу-бабушку её собаки. Несколько раз он порывался поднять меня на руки, но всякий раз, повинуясь моим просьбам, высказываемым в довольно грубой форме, отступался от своего намерения. Его раздражала моя слишком медленная походка, или он делал это из галантности? О галантных кавалерах мне доводилось читать в романах. Однако нести женщину на руках в доказательство её слабости, неспособности справиться с простейшими житейскими обязанностями? Нет, принять подобное ухаживание от кого бы то ни было для меня значит потерять честь. Я не слабая. Я – иная. Тело моё живёт собственной жизнью, часто не повинуясь моей воле. Но я не слабая и потому дойду до чум-утэна госпожи-бабушки самостоятельно.

Гамлет терпел мою дерзость, возможно досадуя на упрямство поселковой простушки. Интонации его оживлённых до этого речей поменялись, сделавшись отрывистыми и холодноватыми. Глаза его грозно сверкали под нахмуренными бровями. Губы сомкнулись в прямую тонкую линию. Молодая, отросшая на речке-богачке борода забавно топорщилась. Ах, эта тёмная борода! Как мне хотелось потрогать её, а ещё лучше – прижаться щекой, потереться так, чтобы кожа покраснела, чтобы на коже остался зримый след от соприкосновения с ней.

Гамлет ускорил шаг, время от времени убегая от меня на десяток метров вперёд. Тогда и мне приходилось ускорять шаг, отчего на моём лице появлялось то неприятно напряжённое выражение, которого я никому не хотела показывать. При этом голова моя тряслась чуть больше обычного, и я старалась не смотреть на Гамлета, опасаясь поймать его ответные взгляды.

Несмотря на мою медлительность, мы взобрались на вершину лысой сопки как раз вовремя: бабушка уже разожгла костёр и его высокое пламя трепетало на фоне синего неба. Завидев высокое пламя, я припомнила траспаранты, украшавшие посёлок Амакинской экспедиции в праздничные дни. Припомнила и торжественные слова, начертанные по трафарету на красном сатине большими белыми буквами. В костре, разложенном моей госпожой-бабушкой, мне виделись слова куда более важные, чем те, что писали на советских транспарантах. Слова эти: жизнь, любовь, смерть, покой и – главные слова! – вечная молодость.

По обе стороны от костра Осип уже расстелил кошму. Он же наносил чистой воды, которая закипала в прокопчённом котле. Госпожу-бабушку мы застали сидящей у костра. Её загорелые руки пучки душистых трав и кореньев, собирая из них соответствующий случаю сбор.

Позабыв о своём стремлении опекать меня каждую минуту, Гамлет бросился вперёд. Какая горячность! Какая странная вера в чудо у человека, ежедневно проводящего несколько часов в московской подземке.

– На этот раз не сказка, а быль! – проговорил Гамлет, подбегая к бабушке. – Я приехал сюда, чтобы узнать об отце…Я работал две недели, несмотря на поломанные рёбра… я заслужил…

– А что о нём узнавать? – отозвалась бабушка, поднимая на него свои удивительные фиалковые глаза. – Человек, воспитавший тебя, остался в Москве. Он твой отец. Ты можешь отправить ему телеграмму или позвонить ему по телефону. Ты пришёл сюда узнать не об этом…

– В таком случае что же сейчас произойдёт? – Гамлет не желал скрывать своего разочарования даже из вежливости. – Ещё одна кровавая сказка? Местный фольклор?

– А ты хотел бы узнать о золоте? О! Его может найти только зверь лесной, у которого есть специальное, звериное, чутьё. – Сказав так, моя госпожа-бабушка с особым выражением посмотрела на меня, но суженый мой Гамлет не понял её взгляда.

А потом бабушка бросила в закипающий котёл горсть кореньев и трав.

– Будем пить чай! – провозгласила она.

В этот момент я наконец доковыляла до костра, и Гамлет с нарочитой, не свойственной моим землякам любезностью, помог мне расположиться. Несколько минут назад он досадовал на мои упрямство и медлительность, теперь же он казался расстроенным и печальным.

– Откровенно говоря, да! – проговорил он. – За две недели каторжной работы я добыл горсть неврачных камней, ценность которых сомнительна. Золото же всегда и везде имеет большое значение. Золото везде одинаково. И –