Сергей Нуртазин - Русский легион Царьграда Страница 41

Потом он сидел на зеленой молодой траве, согретой теплым солнцем, и смотрел на парящего в небе орла, ждущего возможности полакомиться человечиной, того самого, чей клекот оглашал небо перед началом сражения. И не было этой вольной птице никакого дела и заботы до того, что творится внизу у людей, до их войн и кровавых сражений, до судеб государств и простых смертных.

«Вот оно, небо, – думал молодой воин, – вот трава, земля, море. Как много места и изобилия дадено человеку, только работай – и вознагражден будешь за труды свои. Но почему? Почему люди кидаются друг на друга, как звери хищные? Почему убивают друг друга, творят насилие? Почему так сильна в человеке жажда власти, обогащения, убийства? Почему на этом поле лежат люди, которые никогда не знали друг друга, никогда, ничем не изобидели и не сделали друг другу худого? Почему люди, не испытывающие вражды, бьются до смерти за то, что кто-то делит эту самую власть? Почему? Почему думы мои об этом? А может, прав Орм, я воин и должен не думать, а воевать?»

– Ты чего это рассиживаешься? – прервал горькие мысли Мечеслава подошедший к нему Злат. – Поспешай! В стан вражий иди, там добра да рухляди всякой видимо-невидимо, да и на поле добычи достаточно! Вставай, торопись, под лежачий камень вода не течет! От так ты! А я-то иду, глядь, ты посиживаешь, вот и подумал: не иначе Мечеслав столько добра добыл, что донесть не в силах. Я уж было хотел помочь, – сказал Злат, присаживаясь к Мечеславу. – Вот смотри, сколь всего раздобыл, покуда ты в мураве сидел, – приговаривал Злат, раскладывая перед собой добычу. На траву легли: рог для питья, окованный в серебро, небольшой сосуд для благовоний, украшенный каменьями и с крышечкой в виде позолоченной головы девушки в диадеме. Среди трофеев Злата оказались бронзовая статуэтка одного из римских императоров, нательный крестик, маленькая иконка-образок изумительной работы и красоты, шлем с забралом в виде лица мужчины с посеребренными усами и бровями.

– Глянь, – сказал Злат, подвигая поближе к Мечеславу шлем, почти до половины наполненный кольцами, перстнями, фибулами, византийскими монетами – кератиями, фоллами, милиариссиями, среди которых были даже две номисмы, сверкающие на солнце золотом. Были в нем и старые римские и греческие монеты, по соседству с ними лежали эйриры, денарии, гривны, дирхемы, а также деньги других неведомых земель и государств.

– Когда на Русь возвернусь, стану купцом, а может, и боярином. А Мечеслав? – проговорил, смеясь, Злат, толкая Мечеслава кулаком в плечо.

– Ладно, боярин, пошли уже, надобно отыскать нам другов своих. Живы ли они? – сказал, подымаясь, Мечеслав.

– Орма я в стане вражеском видывал со Стефаном, а Сахамана только во время сечи, когда стояли мы против катафрактов Фоки, – сказал Злат, собирая свою добычу.

Вечером войско Василия под ликующие крики жителей города вошло в Авидос. Мечеслав, Орм, Стефан, Злат и Торопша сидели в одной из харчевен города, вместе с другими воинами празднуя победу. Длинный стол, растянувшийся на всю длину помещения, был уставлен простыми закусками и кувшинами с вином. Радостные от ощущения победы и предстоящего отдыха, воины жадно поглощали еду, щедро запивая ее хмельной влагой. Веселье и смех царили в харчевне, отовсюду были слышны громкие разговоры, больше вели речь о минувшем сражении, о Василии и гибели Варды Фоки. С разных сторон доносились голоса спорящих.

– Это ему камнем из пращи в голову попали, вот он и упал, – кричал сидящий неподалеку от Мечеслава усатый русс.

– А мне сказали, что его удар хватил, – оспаривал ромейский воин.

– Какой там удар! Удар – это когда топором или мечом по голове. Вот это удар! – смеясь, громко сказал сакс, состоявший в хетайриях базилевса. – Отравили его! Сторонники Василия слугу подкупили, вот тот ему в питье яда и подсыпал.

– Нет! – возразил ему седовласый катафракт. – Умер он оттого, что базилевс наш Василий держал перед собой икону Богоматери, и когда глянул Фока на икону, так и пал с коня.

– Да, видать, силен и справедлив Бог ваш, коли, глянув на образ, люди нечестные замертво падают, – задумчиво молвил русс.

– Я слышал, как Константин похвалялся, что это он поразил Фоку, – сказал молодой темноволосый македонец, судя по одеянию, лучник.

– Как бы там ни было, главное, что отсеченную голову Фоки бросили к ногам базилевса Василия, – сакс хотел сказать еще что-то, но в это время в растворенные двери харчевни вошел Сахаман.

– Сахаман! Сахаман вернулся! Живой! – раздались радостные крики.

Сахаман с окровавленной повязкой на голове подошел к товарищам. Его усадили за стол, обнимая и дружески похлопывая по спине.

– На вот, испей, небось, в горле пересохло, – сказал Мечеслав, подав ему кубок с вином. Сахаман, кивнув благодарно, осушил его до дна.

– Ну, буй-воин, где тебя на вражеском коне носило? Бают, конь тот за своими поскакал, а ты с ним справиться не смог, потому и скакал за катафрактами Фоки, а все подумали, что это ты их гонишь, – под общий смех сказал Орм.

– Мы-то тебя повсюду искивали, да так и не сыскали, уж и не чаяли живым увидеть, – добавил Мечеслав. – Сказывай, где был?

– Что сказывать? Как захватил я коня, так и помчался, катафракты Фоки отступать стали, тут всадники кагана Василия подоспели, ну и погнали мы их. Увлекся я погоней, один вперед всех ускакал, увидели это катафракты, развернулись, трое из них на меня поскакали, началась меж нами сеча. Как ни старался, а супротив троих не сдюжил, одного с коня свалил, другого поранил, третий же меня самого булавой ошеломил. Пал я с коня наземь, тут бы и погибнуть мне, да подоспели вовремя вершники базилевса, а с ними знатный воин. Оказалось, что это воевода их. Слез он с коня и подошел ко мне, а когда его воины перевязали мне голову, сказал, что хотел бы иметь у себя такого воина и предложил поступить к нему на службу, – закончил свой рассказ Сахаман.

– А ты что? – спросил Мечеслав.

– Что я? Куда мне без вас?

– Так тебе же куны надобны, чтобы к Аяне своей вернуться! А не ведаешь ты того, что конным, особо катафрактам, более других платят, – сказал Мечеслав, а затем, обратившись к седому наемнику, спросил, так ли это.

– Да, базилевс щедро платит нам за службу! – подтвердил старый конник.

– Ты, Сахаман, от рождения всадник, среди них твое место. А коли беда приключится али обиду кто учинит, мы всегда за тебя встанем! Поднимем, други, чары за Сахамана, славного воина! – сказал Орм.

– За Сахамана! За Сахамана! За воинство наше! За базилевса! За Василия! За победу! – раздались со всех сторон голоса, подхватившие слова Орма.

Глава шестая

…Что касается варангов, они считают верность императору и его охрану своего рода семейной традицией, святым долгом, который передается из поколения в поколение; эта верность нерушима, они не могут даже помыслить о предательстве.