Адольф Мютцельбург - Властелин мира Страница 41

Я мог бы вырасти достойным, порядочным человеком, способным доставлять радость своим родителям, если бы они впоследствии вновь обрели своего сына. По крайней мере Бертуччо и его сестра не жалели ничего, чтобы воспитать меня благоразумным. Вся вина лежала только на мне самом или, может быть, на тех необычайных обстоятельствах, при которых я появился на свет. Короче говоря, я вырос незаурядным парнем. Иными словами, мне пришлось бежать, чтобы уклониться от слишком близкого знакомства с корсиканской полицией, и вскоре я попал в компанию, которая приняла меня с распростертыми объятиями и ввела в еще более достойное общество: я попал на галеры. Там я свел дружбу с другим каторжником, неким Кадруссом.

Вместе с ним я бежал; и вот теперь, мамочка, начинается еще один, совершенно необычный период моей жизни, который вы отчасти, но только отчасти, знаете и который мне самому до сих пор не вполне ясен, — я имею в виду период моего знакомства с графом Монте-Кристо.

Лупер снова прервал свой рассказ, ожидая, очевидно, что баронесса вымолвит хоть слово. Но этого не произошло: госпожа Данглар все еще была близка к оцепенению.

— Черт его знает, какие намерения в отношении меня были у этого Монте-Кристо, — продолжал Лупер. — Словом, меня позвали к нему, и он сказал мне, что я встречу своего отца, маркиза Кавальканти. Он отрекомендовал мне его как очень состоятельного человека, чему я был весьма рад. Однако вскоре обнаружил, что этот «отец» не является моим отцом и прекрасно осведомлен, что я не его сын. Монте-Кристо поручил ему сыграть роль отца, так же как мне — роль сына.

Я согласился, ибо граф дал мне столько денег, сколько мне требовалось; к тому же у него в руках была моя тайна. В своем доме в Отейле Монте-Кристо впервые более коротко свел меня с вашим семейством — вы знаете, когда он говорил об истории, разыгравшейся в его комнате. Тогда мне еще не было известно, на что он намекал. Но граф, вероятно, знал все. Наверное, Бертуччо, ставший тем временем его управляющим, сообщил ему все подробности этого дела.

Одним словом, меня считали князем, и господин Данглар почувствовал ко мне или к моим мнимым богатствам необычайную симпатию. И не успел я опомниться, как стал женихом вашей дочери. Еще немного, и я бы женился на собственной сестре. Но произошло непредвиденное. Кадрусс, бежавший со мной с галер, разыскал меня в Париже. На всякий случай мне следовало избавиться от человека, который мог все испортить. Он собирался ограбить дом графа. Я не имел ничего против, надеясь, что граф его схватит, а возможно, и убьет. Но получилось иначе. Кадрусс покинул дом графа невредимым, и тогда я его заколол. Для вас, мамочка, я не делаю из этого тайны.

Произнося эти слова, Лупер так понизил голос, что его было едва слышно. Баронесса содрогнулась от отвращения. Вероятно, силы бы вновь оставили ее, но ужас этой сцены заставлял ее держаться.

— Я потом часто ломал голову: кто мог меня выдать? — продолжал Лупер. — Кроме графа и Бертуччо, моя тайна никому не была известна. Сам граф, я думаю, не видел убийства Кадрусса. А если и видел — какой смысл ему было портить всю затею? Он сделал меня князем, давал деньги, помогал мне войти в высшее общество. Тем не менее иногда я подозревал в предательстве именно его. Словом, вы помните, что полицейские агенты явились в ту минуту, когда я собирался подписать контракт, который должен был сделать меня мужем мадемуазель Эжени. Мне удалось скрыться, но ненадолго. После того как я странным образом еще раз встретился с мадемуазель Эжени в гостинице близлежащего города, меня схватили судебные приставы и доставили в Париж.

Все же я не считал себя пропащим. Граф Монте-Кристо послал ко мне Бертуччо и приказал добиться для меня некоторых послаблений. Поэтому я был твердо уверен, что именно граф является моим отцом. Но потом Бертуччо открыл мне всю правду. Я узнал, что тот самый королевский прокурор, который должен быть моим обвинителем, — мой отец. Поскольку он в свое время собирался убить меня сразу после моего появления на свет, я, скажу откровенно, считал, что мне нечего щадить его самого. Вы помните, мамочка, как я заявил ему прямо в лицо, что он — мой отец, а я — плод его незаконной связи.

Благодаря этому я оказался в большом выигрыше. Процесс отложили. У меня появилась надежда бежать и восстановить свою репутацию. Между тем единственный свидетель, который мог выступить против меня, — граф Монте-Кристо — уехал из Парижа. Теперь я решительно отрицал все то, в чем прежде признавался, так как верил, что граф — мой отец и в любом случае спасет меня. Я отрицал убийство Кадрусса, и собрать улик против меня не смогли. Режим моего заключения был смягчен. Я получил четыре тысячи франков (подозреваю, что от вас, мамочка) и с их помощью без труда подкупил охрану и бежал. Я снова стал свободен.

Клянусь вам, сударыня, сейчас я вознамерился вести честную жизнь. Как видите, я изменил свой внешний облик и решил переделать внутренний. Я бережно расходую деньги, принял имя барона де Лупера и довольствуюсь спекуляциями на бирже и игрой — двумя занятиями, которыми живут многие порядочные люди. Вот каков я на сегодняшний день!

А теперь самое главное! После того как я узнал, что господин де Вильфор был моим отцом, у меня в памяти всплыла сцена, которую граф Монте-Кристо разыграл тогда с вами в спальне и в саду купленного им дома в Отейле. Я вспомнил ваше волнение; впоследствии, когда я уже стал бароном де Лупером, я слышал, что тогда на судебном заседании вы упали в обморок, — так вот, я навел справки в Отейле и узнал, что в злополучном доме жила в то время дама, которая теперь носит титул баронессы Данглар. Мне стало ясно, что моей матерью не мог быть никто, кроме вас! Как глубоко обрадовало и тронуло меня это открытие! Женщина, покинутая своим мужем и своей дочерью! Ах, мамочка, разве нет Божьего промысла в том, что вы нашли меня именно в тот момент, когда лишились супруга и дочери?!

Вновь наступила прочувствованная пауза, вновь Лупер поднес к глазам платок, а госпожа Данглар продолжала сидеть в полной неподвижности и смотрела на сына как на призрака.

— Вы спросите меня, почему я не прислушался к голосу своего сердца и не разыскал вас раньше? — продолжал барон. — Я охотно сделал бы это. Но вначале я не был уверен в истинности того, что узнал, потом вы уезжали, и я не успел до конца навести справки в Отейле. Кроме того, мне хотелось предстать перед вами порядочным, честным человеком. Вы не можете не понять это чувство. Однако больше я не в силах был противиться велению сердца. Я должен был вас разыскать, должен был вас видеть. А вы, вы не скажете мне ни слова?