Фредерик Марриет - Приключение собаки Страница 42

И в самом деле, это средство оказалось действительным, — и все дамы поочередно прибегали к нему, чтобы заставить Ванслиперкена пить, а когда это уже надоело, то тем же непогрешимым аргументом принудили его петь, петь ту самую песню, за которую он хотел подвергнуть порке фухтелями Джемми Декса.

Напрасно он клялся и божился, что никогда в своей жизни не пел и не знал ни одной песни, — его заставили повторять вслед за одной из леди слова этой непочтительной к начальству песни, поминутно понукая его раскаленной кочергой.

Когда песня была допета, все женщины, кроме Могги, приветствовали ее громкими криками и аплодисментами, но Могги, подняв свою рюмку с портвейном, провозгласила тост за здоровье Ванслиперкена. Бедняга молча отирал пот с лица.

— Вы называетесь джентльменом и настолько невежливы, что не отвечаете на тост и отказываетесь выпить за здоровье хозяйки дома! Ну, так мы вас научим вежливости! — и кочерга опять была пущена в дело.

— И как же это несправедливо, г. лейтенант, — про должала Могги кротким голосом, — что вы хотели вы пороть моего Джемми за эту самую песню, которую сами только что пропели! Правда, леди, это очень несправедливо?

— Неужели он хотел это сделать? Ах, негодный, мы заставим его сейчас же на коленях просить у вас прощенья, мистрисс Салисбюри!

И опять с помощью кочерги, которая почти опалила ему кончик носа, Ванслиперкен встал на колени и просил прощенья, после чего состоялось примирение, и последовал поцелуй под угрозой той же каленой кочерги.

— Что еще заставите вы меня делать, чертовки? — крикнул, наконец, Ванслиперкен, доведенный до отчаяния.

— Какие неприличные для джентльмена слова!

— Ничего больше они с вами не сделают! — успокоила его Могги. — Вам пора и домой, мои милые леди; желаю вам покойной ночи, вы знаете, я никогда не засиживаюсь поздно! Быть может, и вы, мистер Ванслиперкен, желаете уйти? Так я пошлю за хозяйкой гостиницы, чтобы вы уплатили ей по счету! Ведь вы, кажется, предлагали угощать от себя!

И пока хозяйка подсчитывала счет, все любезные леди, услаждавшие своим обществом лейтенанта Ванслиперкена, удалились. Лейтенант поспешил одеться, и Могги сама подала ему оружие.

Едва только оружие очутилось в его руках, как Ванслиперкен почувствовал, что к нему вернулась вся его обычная дерзость и надменность.

Он позвонил и приказал явившейся на зов хозяйке призвать немедленно констебля, заявив, что в противном случае он сочтет ее соучастницей в грабеже, которому подвергся в ее помещении офицер королевского флота!

— Вы слышите, мистрисс Вилькс, мистер Ванслиперкен требует констебля! — сказала Могги. — Пошлите же за ним скорее!

— Ах, если вы того желаете, мадам, то сию минуту! — сказала хозяйка и вышла из комнаты.

— Да, бессовестная женщина, теперь я вас проучу!

— Меня? За что же? Я все время не вмешивалась ни во что и даже вступалась за вас при случае!

— Все это прекрасно, но в присутствии властей вы запоете другую песню!

— Очень может быть! — многозначительно сказала Могги. — А пока я пожелаю вам спокойной ночи!

— Вы не пройдете здесь! — воскликнул Ванслиперкен, воинственно выхватив свою саблю и размахивая ею перед собою.

— Полноте, если бы я захотела, эта кочерга очистила бы мне дорогу, но я выйду и так, стоит мне только шепнуть вам одно слово! Вы послали за констеблем, прекрасно! Клянусь вам мизинцем моего Джемми, которого вы не стоите, что я отдам вас в распоряжение этого констебля, если только захочу! Я ухожу, но если вы пожелаете отдать меня в руки констебля, посылайте за мной в квартиру старого еврея Лазаруса, с которым вы знакомы!

Ванслиперкен побледнел и отшатнулся.

— Так, значит, я могу удалиться или мне подождать констебля? — насмешливо осведомилась Могги, направляясь к выходу.

Явился констебль.

— Вы меня требовали, сэр? — спросил он.

— Да, но та женщина, которую я хотел обвинить, ушла!

— Хм! В таком случае вы должны уплатить мне за труды, сэр!

Ванслиперкен достал свой кошелек и, не говоря ни слова, уплатил констеблю, затем направился к выходу, провожаемый низкими поклонами хозяйки, выражавшей надежду вскоре увидеть его опять в числе своих посетителей.

ГЛАВА XXXI. Снарлейиоу вновь торжествует над врагами

Ванслиперкен съехал на берег около трех часов пополудни и приказал шлюпке выехать за ним только к закату солнца. За это время на баке состоялся новый заговор против Снарлейиоу.

— Если вода не принимает ее, — сказал Костлявый, — то самая естественная для собаки смерть — это быть повешенной!

— Я боюсь, что никакая веревка не выдержит ее, так как духи изгоняются всегда водой! — заметил Кобль.

— Да ведь она пока еще не дух, а плоть и кровь, и если нам удастся отделить дух от ее тела, то пусть себе ее душа живет, где хочет! — сказал Костлявый.

— Но тогда дух ее будет преследовать нас и не давать нам покоя!

— Да, но дух все же только дух и не более! — возразил Костлявый. — Пусть он себе витает в каюте, сколько ему угодно. Между духом собаки и самой собакой все же громадная разница; собака меня всего искусала, а дух кусать не будет. Эта съедает всю мою пищу, а дух съедать не будет!

— Да! — сказал Шорт.

— Так вот, я полагаю, что если закопать это животное в землю, так оно далеко, пожалуй, не уйдет!

— Пожалуй, и нет, а пожалуй, и да! — проворчал Кобль.

— Эх! Двадцать дюжин чертей! Да ведь Костлявый прав! Заройте вы эту собаку в землю, и тело ее наверное никуда не уйдет!

— Так вы хотите зарыть ее живой? — спросил Спюрей.

— Живой! Gott im Himmel! Нет, сперва прошибить ей голову, а затем зарыть! — сказал капрал.

— Пусть так, но кто возьмет на себя это дело?

— Капрал и я! — отозвался Костлявый.

— Да, mein Gott, да! — подтвердил капрал.

— И я стою за то, чтобы сейчас же попробовать, что пользы языки чесать?! Я поклялся извести эту собаку: нам двоим с нею тесно на белом свете!

— Что же, я ничего не имею против этого и желаю вам счастья, — сказал Кобль, — но только если вам удастся убить ее, то будь я епископ!

— Будь я архиепископ, если я этого не сделаю! — засмеялся Костлявый. — Пойдемте, капрал!

— Молодчина этот Костлявый! — сказал ему вслед один из матросов.

— Я того мнения, что сам он — сверхъестественное существо, — сказал Билль Спюрей, — ничего он на свете не боится.

Теперь совещание продолжалось между Костлявым и капралом, тогда как остальные разбрелись.

Ванслиперкен поручил капралу отвезти прачке его грязное белье. Но так как капралу было неприлично в его чине таскать узел с грязным бельем, то он решил для этой надобности взять с собой Костлявого, и тогда, под предлогом не спускать с глаз собаку, капрал мог захватить и ее с собой. Задумано — сделано!