Виталий Гладкий - Сокровище рыцарей Храма Страница 42

Он потащил Глеба в гараж. Там стояли три машины: «Волга», новенький «фольксваген» и подержанный БМВ.

— Выбирай любую, яка тоби приглянулась, — не без хвастовства сказал Игнатий Прокопович. — Усё на ходу. Тилько не надо лихачить, бо у нас менты як собакы. Три шкуры сдерут.

— Спасибо, — поблагодарил Глеб. — Если не возражаете, я возьму «волжанку».

Ему не хотелось чересчур «светиться», поэтому подержанная «Волга» для его дел была в самый раз.

— Цэ моя, личная, — горделиво заявил Игнатий Прокопович. — Сколько годков езжу, а работает як часы. Правильно выбрал. С «Волгой» можно хоть на таран идти.

«Ну, на таран не хотелось бы… — подумал Глеб, мысленно сплюнув три раза через левое плечо. — А вот другие достоинства, в том числе неприхотливость в обслуживании и отличная проходимость, для меня в самый раз. Где может пройти «волжанка», БМВ делать нечего. К тому же можно не бояться, что при езде по кустарникам (если придется) поцарапается красочный слой. Заехал на покраску, подождал несколько часов — и получай почти новый кузов».

В этот день Глеб так никуда и не поехал. Во-первых, потому что был подшофе, а во-вторых, из-за того, что его сморил крепкий сон. Он прилег на диван всего лишь немного отдохнуть — по настоянию Игнатия Прокоповича, — а уснул так неожиданно быстро и крепко, что даже не успел додумать какую-то мысль, которая показалась ему очень важной.

Глава 13

1915 год. Странный бродяга

Однако вернемся к Петре и Ваське Шнырю. После того как они сбежали от полицейской засады, их дальнейший путь мог проследить разве что знаменитый частный сыщик Нат Пинкертон[43], многочисленные приключения которого взахлеб читали гимназисты и романтически настроенные учащиеся различных пансионов и Институтов благородных девиц.

Два приятеля, чтобы запутать следы, опустились на киевское «дно». В каждом городе Российской империи было свое «дно». В Москве это Хитров рынок, Сокольники и Марьина Роща, в Одессе — Пересыпь и Молдаванка, в Ростове — Богатяновка, в Тбилиси — Авлабар, в Питере — Лиговка, а в Киеве — Подол. Подольское «дно» располагалось в окрестностях Житнего рынка, который уже с XV века был основным торговым центром Киева.

Сам рынок, как и одесский Привоз, окружен большим количеством галантерейных деревянных «рундуков». Вокруг рынка стоит стойкий запах испражнений, помоев, гнилых помидоров и арбузов. На мостовых валяются отбросы овощей и фруктов, рыбьи внутренности, конский навоз, пучки соломы и разный хлам.

В близлежащих домах обычно собираются серьезные блатные компании. А ближе к горкам находятся ночлежки, притоны и места, где орудуют барыги — скупщики краденого. Места потаенные — в глубине дворов, среди зарослей сирени. В теплое время года на пустырях и горках в окрестностях Житнего рынка ночуют бродяги и нищие.

Тихо вечерами на пустынных подольских улицах и в кривых переулках. Но эта тишина обманчива. Именно сюда стекаются после «трудового» дня обиженные жизнью: мелкое ворье и базарные аферисты, босяки и карманники, фармазонщики и шмары, паралитики, венерики, попрошайки, дегенераты всех мастей, просто бездельники — после дневных блужданий по базару и от одной церкви к другой. (Во Фроловском монастыре, например, их бесплатно кормят пирогами и квасом.) Они идут сюда, чтобы скоротать ночь.

Петря и Васька Шнырь окопались в притоне Охрима Щербы. Это было достаточно просторное полуподвальное помещение, имевшее несколько выходов; естественно, и входов. Поэтому никакие полицейские облавы в заведении Щербы не были страшны даже тем, на кого шла охота.

Для особо уважаемых «персон», сиречь самых известных в воровском мире Киева мазуриков, вход находился в развалинах старого купеческого дома. Но, поскольку Васька был не один, ему пришлось пройти все необходимые проверки на главном входе, с улицы.

Там первой «заставой» были пацаны, игравшие в «орлянку». Затем их «приняли» молодые воры, которые стояли «на стрёме». И только потом, уже возле входной двери полуподвала, приятелей «освидетельствовал» главный вышибала притона Джулай, смуглый до черноты здоровенный мужик, — то ли черкес, то ли татарин, — который никогда не расставался с длинным кинжалом.

Они забились в самый темный угол, чтобы их поменьше видели. Такая предосторожность была отнюдь не лишней даже в притоне Щербы. Дело в том, что в Киеве существовала категория бродяг-доносчиков. Это были нищие, которые зарабатывали на жизнь тем, что сотрудничали с полицией. В обмен на необходимую ей информацию полиция разрешала таким бродягам заниматься своей «профессиональной» деятельностью.

— … Нет, ну какая сволочь, этот твой Графчик! — подпивший Лупан был взъерошенный и злой. — За такие дела кишки нужно ему выпустить!

Васька посматривал на него с опаской — он никогда прежде не видел обычно тихого и безобидного Петрю в таком состоянии.

— Следовало бы… — отвечал Шнырь.

А сам думал: «Как же, выпустишь ты Федьке кишки. Он сам кого хошь на «перо» поставит. У него под рукой с десяток жиганов. Один Матрос чего стоит…»

— И как нам теперь быть? — тупо вопрошал Петря, обхватив голову руками.

— Да, дело осложняется… Боюсь, что за нами могут следить.

— Выходит, что Графчик рассказал все Матросу…

— Кто бы сомневался… Матрос у него — правая рука.

Петря скрипнул зубами. В этот момент он ненавидел всех, в том числе и Ваську Шныря. Кому доверился?! Если по Подолу пойдет слух, что на Китае зарыт клад, вся местная свора будет там. А тут еще полиция…

— Как думаешь, Матроса взяли? — спросил он Ваську.

— Вряд ли. Ты сам видел, как он палил из волыны. Матрос так просто никому не дастся. Он был на каторге и там якшался с анархистами. А это такие люди, что им и сам черт не брат. Ушел он.

— А как найдут?..

— Не-а, Серегу Матроса не найдут.

— Почему так уверен?

— У него с десяток надежных «нор» на Подоле. Он их и для себя, и для Федьки Графчика давно приготовил. Я знаю. Там можно сидеть хоть до нового потопа. Все припасено — харчи, деньги… Федька хитрый, но и Матросу тоже палец в рот не клади. А еще говорят, что у Графчика есть свой человек в полиции. Он предупреждает его о времени, когда будут облавы… ну и все такое прочее.

— Что же он не предупредил Матроса о засаде? — в голосе Петри явно слышался скепсис.

— Ну, не знаю…

— А может, Матрос просто так к тебе зашел, по какому-нибудь спешному делу? — с надеждой спросил Лупан.

Васька Шнырь посмотрел на Петрю как на местного дурачка.

— Ты думай, что говоришь, — ответил он, досадливо морщась. — Кто такой Серега Матрос, а кто я. Жиганы и воры всегда жили как собака с кошкой. Нет у нас никаких общих дел. И до сих пор Матрос понятия не имел, где находится моя хата. Нет, он шел, чтобы взять меня за горло и потрясти как пустой мешок, в котором были отруби. Авось мне известно гораздо больше, чем я рассказал Графчику. Я это нюхом чую.