Кэтрин Нэвилл - Восемь Страница 42

И перекуют мечи свои на орала,

и копья свои — на серпы;

не поднимет народ на народ меча,

и не будут более учиться воевать15.

Ага, как же! Я поднялась и отряхнула с колен снег. Исаие не помешало бы получше изучить людей и народы. За пять тысяч лет не было ни дня, чтобы планету не терзали войны. Демонстранты, протестующие против войны во Вьетнаме, в этот ранний час уже наводнили площадь. Мне пришлось пробираться сквозь толпу, а люди махали мне символами мира — стилизованным изображением голубиной лапки в круге. Хотела бы я посмотреть, как они отобьют баллистическую ракету лемехом!

Хромая из-за сломанного каблука, я завернула за угол и поковыляла в сторону Института вычислительной техники компании IBM. Незнакомец в белом уже оседлал велосипед и теперь вовсю крутил педали. Он оторвался от меня на целый квартал. Добравшись до площади Объединенных Наций, он остановился перед светофором и стал ждать зеленого света.

Я поспешила к нему. Глаза слезились от холода, я пыталась на ходу застегнуть пуговицы пальто и портфель. Сильный порыв ветра ударил в лицо. Мне удалось одолеть половину разделявшего нас расстояния, когда светофор загорелся зеленым светом и мужчина снова покатил по улице. Я прибавила шагу, но к тому времени, когда я добралась до перекрестка, свет снова сменился и машины тронулись. Я не отрывала взгляда от удаляющейся фигуры.

Мужчина снова слез с велосипеда и покатил его вверх по ступеням в сторону площади. Попался! Из сада скульптур только один выход, так что можно не спешить и успокоиться. Я бы так и поступила, если бы, стоя на перекрестке в ожидании зеленого света, вдруг не осознала, что делаю.

Днем раньше чуть ли не у меня на глазах убили человека, а потом кто-то стрелял и пуля прошла в нескольких футах от меня. Все это произошло на оживленных улицах Нью-Йорка. А теперь я бежала вслед за незнакомым мне велосипедистом только потому, что он был похож на человека, которого я нарисовала вчера. Но в самом деле, как могло случиться так, что этот тип будто сошел с моей картины? Я обдумала это, но ответа не нашла. Однако когда загорелся зеленый свет, я внимательно посмотрела по сторонам, прежде чем ступить на мостовую.

Миновав чугунные ворота площади Объединенных Наций, я стала подниматься по ступеням. На каменной скамье, стоявшей на белых плитах площади, сидела женщина в черном и кормила голубей. Вокруг ее головы была обернута черная шаль, она наклонилась вперед и сыпала зерно серебристым птицам, которые кружили, курлыкали и роились вокруг нее белым облаком. Рядом стоял мужчина с велосипедом.

Я застыла на месте, не зная, что делать дальше. Старуха повернулась, посмотрела в мою сторону и что-то сказала мужчине. Он еле заметно кивнул, не оборачиваясь протянул руку к велосипеду и стал спускаться по ступеням к реке. Я не растерялась и побежала за ним. Голуби тучей поднялись в воздух, на миг ослепив меня. Я закрыла лицо руками, пока они не разлетелись.

На берегу лицом к реке стояла огромная бронзовая скульптура крестьянина — подарок Советов. Крестьянин перековывал свой меч на орало. Передо мной лежала замерзшая Ист-Ривер, на другом ее берегу расстилался район Куинз, над ним полыхала огромная реклама пепси-колы, окутанная клубами дыма из труб. Слева от меня находился сад. Его просторные лужайки, обсаженные деревьями, были покрыты снегом, на пушистой поверхности которого не было видно ни следа. Вдоль реки шла мощеная дорожка, отделенная от сада рядом маленьких, фигурно подстриженных деревьев. На ней тоже никого не было видно.

Куда же он делся? Из сада выхода не было. Я повернула обратно и медленно спустилась по ступеням к площади. Старуха тоже исчезла. Правда, я заметила какую-то фигуру у выхода из сада. Снаружи перед зданием ООН стоял знакомый велосипед. Как этот тип мог пройти мимо меня? Недоумевая, я вошла внутрь здания. Кроме охранника за овальным столом сидел молоденький дежурный. Они болтали.

— Простите, — сказала я. — Сюда не заходил только что мужчина в белом спортивном костюме?

— Не обратил внимания, — сказал охранник, раздраженный моим вторжением.

— Куда бы вы отправились, если бы вам надо было скрыться от кого-нибудь? — спросила я.

Это привлекло их внимание. Оба принялись изучать меня, словно я была потенциальным анархистом. Я поспешила объяснить:

— В смысле, если бы вам захотелось побыть одному?

— Делегаты идут в комнату для медитаций, — сказал охранник. — В ней тихо. Это там.

Он показал на дверь в другом конце холла, выложенного в шахматном порядке квадратными плитами зеленоватого и розового мрамора. Рядом с дверью было окно, а в нем — сине-зеленый витраж с картины Шагала. Я поблагодарила и отправилась, куда мне сказали. Когда я вошла в комнату для медитаций, дверь за мной беззвучно закрылась.

Длинная полутемная комната чем-то напоминала склеп. Вдоль стен стояло несколько рядов маленьких скамеечек, одну из которых я чуть не опрокинула в потемках. В центре комнаты была каменная плита, длинная и узкая, как гроб. Поверхность камня была расчерчена тонкими лучиками света. В комнате было тихо, прохладно и пусто. Мои зрачки расширились, адаптируясь к темноте.

Я села на одну из маленьких скамеечек. Она заскрипела. Задвинув портфель за скамейку, я стала рассматривать каменную плиту. Подвешенная в воздухе, словно монолит, плывущий в открытом космосе, она таинственно подрагивала. Почему-то это зрелище успокаивало, даже завораживало.

Дверь позади меня беззвучно открылась, впустив полосу света, и закрылась вновь. Я начала поворачиваться, словно в замедленной съемке.

— Не кричи, — прошептал сзади чей-то голос. — Я не причиню тебе вреда, но ты должна молчать.

Сердце бешено забилось в груди: этот голос был мне знаком. Я вскочила на ноги и повернулась спиной к плите.

Передо мной в тусклом свете стоял Соларин, в его зеленых глазах отражались лучики света, освещавшие каменную плиту. От резкого движения у меня отлила кровь от головы, и я ухватилась за плиту, чтобы удержаться на ногах. Соларин держался совершенно невозмутимо. Он был одет в те же серые брюки, что и днем раньше, но теперь на нем был темный кожаный пиджак, из-за которого его кожа казалась еще более бледной, чем она мне запомнилась.

— Садись, — тихо сказал он. — Рядом со мной. У меня есть только одна минута.

Ноги отказывались меня держать, и я молча подчинилась.

— Вчера я пытался тебя предупредить, но ты не послушалась. Теперь ты знаешь, что я говорил правду. Тебе и Лили Рэд нельзя бывать на турнире, если вы не хотите разделить судьбу Фиске.

— Невозможно поверить, что это было самоубийство, — прошептала я в ответ.