Мишель Зевако - Сын шевалье Страница 42

— Понятное дело!

— Ведь за эту шкуру платят сто тысяч ливров!

— Она вам и в самом деле дорого обошлась.

Храбрецы шумно расхохотались, а Кончини соизволил улыбнуться этой остроумной шутке.

— Он мне нужен живым! Живым, понимаете? — настойчиво повторил фаворит королевы.

— Само собой разумеется!

— Как вы скажете, так мы и сделаем!

— Да и сработать это гораздо проще!

Последнюю фразу произнес Гренгай, и она пробудила подозрение Кончини, недоверчивого по природе.

— Почему же проще? — спросил он. пристально глядя на парижанина. — Мне казалось, что это, напротив, труднее.

Гренгай, бесцеремонно пожав плечами, ответил с плохо скрываемым презрением:

— Сразу видно, что вы дворянин, монсеньор.

— Жалость какая! Совсем не знает, как надо предавать друзей.

— Придется его научить.

Хитрые физиономии лучились радостью при мысли о предстоящем уроке. Наши храбрецы вели себя столь добродушно и вольготно, что смогли бы усыпить бдительность самого подозрительного человека, — во всяком случае, в настоящую минуту Кончини нисколько в них не сомневался. Однако ему не терпелось закрыть их на ключ вместе с Жеаном Храбрым, поэтому он сказал с некоторым раздражением:

— Говорите яснее… и покороче.

К объяснениям приступил Гренгай, взявший на себя инициативу в этом разговоре.

— Вот, скажем, мы трое Мы ваши добрые друзья, друзья, которым вы полностью доверяете.

— Неужели ты это взаправду, Гренгай? Не может быть, чтобы ты хотел стать другом монсеньора! — вмешался Эскаргас.

Фраза эта прозвучала несколько двусмысленно, и Кончини нахмурился. Но Эскаргас выглядел таким простодушным и вел себя так почтительно, что подозревать его было невозможно. В конце концов, нельзя же ожидать от бандита умения выражаться так учтиво, словно он придворный! Впрочем, Гренгай уже продолжал свою речь:

— Пусть это будет предположение. Мы приходим к вам с визитом. Кладем шпаги свои и кинжалы вот сюда… — и они действительно отложили в сторону свои клинки, — с единственной целью усыпить ваши подозрения, если они у вас имеются. Сделав это, мы с Эскаргасом честно протягиваем вам руку.

— И говорим: «Дорогой друг, прощай!» Иными словами, как ваше здоровье? — добавил Эскаргас.

— Вы, естественно, пожимаете руку каждому из нас, — продолжал Гренгай, — вот таким манером! — Кончини не подал руки, а, напротив, попятился. — Тогда мы вас хватаем и держим очень крепко.

— Я же, Каркань, быстренько обматываю вам запястья вот этой прочной веревкой.

Тут Каркань, действительно, ловко связал руки Кончини, который тщетно пытался вырваться, изрыгая проклятия и задыхаясь от бешенства. Его усилия, впрочем, ни к чему не привели, ибо обещанный урок, уже перешел в стадию реальной демонстрации! А трое хитрецов, посмеиваясь и фыркая от удовольствия, обменивались веселыми репликами, не забывая при этом о деле.

— Отлично, Каркань!

— Да не вертитесь вы так…

— Мы просто показываем, как надо обходиться с друзьями.

— Теперь займемся ногами…

— Эй, полегче! Не брыкайтесь, черт побери!

— Говорят же вам, что это все понарошку!

— Экий он упрямый!

— Вот и ноги у вас связаны… теперь вы и пальцем не пошевельнете! А для надежности мы завернем вас в этот плащ и сверху еще раз обмотаем веревкой.

— Клянусь кишками папы! Он вопит, словно свинья, когда ее режут… прямо слушать неприятно!

— Значит, надо заткнуть ему рот этим миленьким кляпом.

— Вот так! Наконец-то успокоился!

— Затем мы вас бережно поднимаем, — им следовало бы сказать: «грубо», — открываем вот эту дверь, — открыв ее, они вошли в спальню, толкаясь и дергая в разные стороны несчастного Кончини, смеясь во все горло и счастливые, как школьники, которым удалось напакостить учителю, — и здесь, — продолжал один Гренгай, — мы нежно кладем вас на эту кровать, — они с размаху бросили туда своего беспомощного пленника, — и говорим, -тут они выстроились в ряд перед Жеаном:

— Мессир Жеан, вот вам синьор Кончини, связанный и упакованный наилучшим образом… ему очень хотелось запереть нас вместе с вами, и он бы это сделал, ей-богу… только мы для него оказались слишком хитры!

Глава 15

В ГОСТИНИЦЕ «ПАСПАРТУ»

После исчезновения Кончини Жеан Храбрый не сделал никаких попыток вернуть себе свободу. Он по-прежнему с безмолвной нежностью взирал на девушку, и в глазах его сияла любовь.

Бертиль, со своей стороны, видя, как он спокоен, как презрительно-равнодушен к нависшей над ними угрозе, глядела на него с трогательным доверием.

Жеан даже не удосужился подойти к большой двери. Он знал, что Кончини должен был запереть ее, и спокойно ждал развития событий. Возможно, он успел отдать соответствующие распоряжения — правда, теперь, когда он очнулся от любовного томления, ему казалось, что с исполнением его приказов несколько замешкались. Он жаждал поскорее увести девушку из этого грязного места.

Услышав, как поднимаются засовы, он повернулся не к двери — ибо был уверен в том, что произойдет, — а к Бертиль. Сняв с себя плащ, он закутал девушку с нежностью и проворством матери, пеленающей ребенка, и произнес мягко:

— По ночам еще свежо.

Она не воспротивилась ни словом, ни жестом, принимая прикосновения его рук с доверием младенца, прильнувшего к материнской груди. Когда трое храбрецов вошли в спальню, она уже была закутана с ног до головы.

Выслушав объяснения Гренгая, Жеан наградил своих молодцов кивком и улыбкой — видимо, такая благодарность превосходила их ожидания, ибо они, выпучив глаза, начали восторженно подталкивать друг друга локтями. Юноша же сказал нетерпеливо:

— Пошли!

Однако перед уходом он, не удержавшись от искушения, бросил взгляд на Кончини, неподвижно лежавшего на кровати. А Бертиль, уловив это мимолетное движение, почувствовала, как у нее холодеет затылок.

Жеану не терпелось вывести Бертиль из дома разврата. Сам воздух здесь казался отравленным, способным замарать незапятнанную чистоту девушки. Не обращая внимания на своих спутников, он повлек ее за собой и остановился только на улице, под небесным сводом, усеянным яркими звездами.

А в это время Гренгай, Эскаргас и Каркань, вновь вооружившись шпагами и кинжалами, обошли все комнаты, закрыв каждую на двойной оборот ключа и наложив засовы.

Когда они показались на пороге дома, Жеан спросил:

— Что с двумя лакеями? С горничными?

— Одних связали, других заперли… Будьте спокойны, им не выскользнуть…

— Хорошо. Закройте входную дверь и дайте мне ключи. Спасибо.

Затем юноша повернулся к Бертиль и произнес тем необыкновенно нежным тоном, которым говорил только с ней и который так поразительно контрастировал с его привычной грубоватой резкостью: