Джайлс Кристиан - Кровавый глаз Страница 43

Значительная часть войска олдермена Эльдреда поднялась по крутому склону на вершину холма, чтобы уменьшить риск нового столкновения. Оттуда англичане наблюдали за нами. Их по-прежнему переполнял страх, они ощетинились частоколом копий. В лучах полуденного солнца сверкали железные набойки на щитах и стальные шлемы. Я не мог оторвать от них взгляд.

Вдруг Флоки Черный громко выругался, кивнул в сторону отца Эгфрита и спросил:

— Во имя сисек Фригг, что делает этот раб Христа?

Монах плевал себе в ладонь и смачивал в слюне маленький ножик.

— Полагаю, он собирается бриться, — предположил Улаф и с изумлением уставился на служителя Христа.

Флоки потрогал бороду, затем прикоснулся к рукоятке меча на счастье, презрительно скривил лицо, скрытое черной бородой, и полюбопытствовал:

— А зачем мужчине надевать женские юбки? Мы ведь норвежцы, Дядя! Неужели нам придется выступить в поход вместе вот с этим?

— Парень, да пусть он хоть носит на голове шелковый платок и нацепляет на грудь пару сисек, лишь бы это сделало нас богатыми! — усмехнулся Улаф, похлопав Флоки по плечу. — Ты когда-нибудь видел книгу Христа?

Тот покачал головой, все еще не в силах прийти в себя.

— Так-то вот! А он видел, — продолжал кормчий, указывая на Эгфрита. — Именно потому Эльдред и посылает с нами этого коротышку.

— Дядя, а почему бы нам не вернуться обратно, когда стемнеет? — Бьорн ударил по земле древком копья. — Мы без труда разобрались бы с этими ублюдками и вышли бы в море.

Улаф покачал головой и буркнул:

— Хорошо, что не ты наш ярл.

Бьорн пожал плечами и посмотрел на Флоки Черного.

Тот скорчил гримасу и объяснил подавленным голосом:

— На кораблях еще долго будут дежурить люди с проклятыми факелами. Они дождутся, пока мы уйдем далеко. А я скорее решусь драться со всеми англичанами отсюда и до Северного моря, чем увижу, как «Змей» и «Лосиный фьорд» превратятся в пепел.

— Он прав, парень, — тихо подтвердил Улаф.

Бьорн кивнул, смиряясь с неизбежным.

Кормчий развернулся и продолжал выкрикивать приказания. Он и Глум должны были надежно поставить на якорь дракары и наглухо закупорить небольшие трюмы. Улаф управился с этим и принялся распределять запасы воды и продовольствия, необходимые для долгого путешествия. Их нам предстояло нести с собой. Этот властный и вездесущий человек хотел лично убедиться в том, что никто не забыл захватить точильные камни и военное снаряжение, что все скандинавы похожи скорее на богов войны, чем на смертных, кольчуги отполированы до блеска, а зловещие мечи остро наточены.

— Он глубоко похоронил свое горе, — заметил Свейн Рыжий и кивнул в сторону Улафа.

Кормчий разносил в пух и прах Кона за то, что тот не вычесал из бороды запекшуюся кровь. Свейн взвалил мешок с копченым мясом на спину крепкой маленькой лошадки, одной из трех, предоставленных нам англичанами.

— Улаф прячет свою беду так, как тис зарывает корни глубоко в землю, — договорил Рыжий.

— Можно подумать, что это Флоки потерял сына, — сказал я, вешая лошадке на шею две связки вяленой трески, в каждой по дюжине рыбин, нанизанных на веревку за жабры.

Черноволосый норвежец все еще бормотал что-то себе под нос, начищая бринью и большой круглый щит.

— У него такой же жалкий вид, как у монаха, постящегося во время пиршества.

Рана на голени наполняла мою ногу горячей болью. Я вспомнил, что скоро нужно будет сменить повязку.

Свейн рассмеялся, потер поясницу и воскликнул:

— Скорее эта вяленая рыба прыгнет обратно в море и доплывет до Хардангер-фьорда, чем мы увидим улыбку на лице у Флоки! Клянусь яйцами Тора, у меня страшно затекла спина! Думаю, пешая прогулка пойдет нам на пользу.

— Забудь о прогулке, Свейн, — сказал Бьярни и хлопнул ладонью по рукоятке меча, висящего на поясе. — Когда весь Уэссекс поймет, что мы норвежцы, нам придется поплясать. Как думаешь, далеко ли мы успеем уйти? Ты полагаешь, нам удастся хотя бы понюхать Мерсию?

Я подумал, что Бьярни прав. Мы ни за что не сойдем за жителей Уэссекса или Мерсии. Мы могли уповать лишь на то, что ни один английский фирд[6] не окажется достаточно сильным для того, чтобы сразиться с нами. Я сообразил, что Улаф тоже это понимал. Вот почему он хотел придать нам как можно более грозный вид. Наша надежда заключалась в том, что тот, кто нас увидит, оцепенеет от страха или обратится в бегство.

Мы забрали с кораблей все оружие, поэтому каждый норвежец нес короткий топор или длинную секиру, которые обычно привязывались к спине, копье, солидный нож и меч. Некоторые воины были вооружены еще и луками. У всех имелись стальные шлемы, кожаные куртки под железными кольчугами, большие круглые щиты и крепкие сапоги.

На красном фоне щита Бьярни извивался зеленый дракон с оскаленной пастью. Это свирепое чудовище было не единственным. Наши щиты украшали и другие подобные страшилища.

Сигурд сказал, что в бою я проявил себя неплохо, и даже признательно похлопал меня по спине. Он вспомнил, как я протрубил в боевой рог, убеждая Эльдреда в том, что это пришел со своими людьми Глум, готовый сеять смерть среди англичан. Ярл сказал, что в качестве награды я могу оставить себе оружие Ньяла, а также заявил, что я показал себя достойным того меча, который он вручил мне на берегу. Ни один воин не оспорил этот дар. Я с восхищением ощупал рукоятку меча, обтянутую кожей, и гладкий железный шар на ее конце, с трудом веря, что отныне мне принадлежит такое сокровище.

— Этот меч не такой красивый, как некоторые другие, но главное — качество лезвия и рука, которая его держит, — сказал Сигурд, увидел мою гордость по поводу оружия и удовлетворенно кивнул. — Меч подобен женщине, Ворон. Если ты о нем заботишься, то он будет отвечать тебе тем же. Со временем ты даже перестанешь обращать внимание на его внешний вид, однако ценность клинка останется прежней.

— Благодарю вас, господин, — торжественно промолвил я, и Сигурд кивнул.

Затем он обратился к своим людям, подбодрил их, похвалил за храбрость. Я смотрел на волчью стаю Сигурда, и у меня по спине бежала дрожь. Пусть мы расстались со своими кораблями, оказались на вражеской земле, но от нашего устрашающего вида стынет кровь. Нас больше сорока. Воины вооружены до зубов, одеты в кольчуги. Мы подобны смерти, ищущей, кого бы сожрать.

К нам семенящей походкой приблизился монах Эгфрит, потирая лысину и морщась.

— В ходе нашего предприятия предоставьте мне вести все разговоры, — сказал он, то и дело украдкой посматривая на мой кровавый глаз. — Ибо в данном деле мое вдохновение исходит от власти, которая выше королевской.