Александр Бушков - Авантюрист Страница 43

И, наконец, подобный «типический» субъект, какого ему услужливо нарисовало расшалившееся воображение, в реальной жизни наверняка встречается крайне редко. Скорее уж его можно узреть на оперной сцене, так что постараемся избегать «типичностей»…

Он подобрался, уставившись на железную калиточку, в которую проходили предъявлявшие контролеру перронные билеты встречавшие. Ну так и есть – на перроне возник белобрысый господин, коему Сабинин для удобства дал прозвище Лошадиная Рожа.

Помахивая тросточкой, упомянутый субъект прошелся по перрону. Поезд, позвякивая сцепкой и фыркая паром, уже подползал к амбаркадеру, [27] двигаясь со скоростью непуганой черепахи. Сабинин представления не имел, который из вагонов будапештский, зато белобрысый, похоже, это прекрасно знал, он уверенно направился к конкретной цели…

Проводники бежали по приступочкам, распахивая двери смешных австрийских купе. Лошадиная Рожа стоял несколько в стороне, держа в левой руке свернутую заголовком наружу «Loewenburger Spiegel». Так-так, любопытно…

Вскоре к нему подошел господин в белом чесучовом костюме, в светлой шляпе набекрень. Они несколько напряженно обменялись скупыми фразами. «Ага, – отметил Сабинин. – А вы ведь друг с другом незнакомы, соколы мои, никогда прежде не виделись, иначе к чему пароль и газета?»

Он вынужден был признать, что в данном случае те самые «типические» представления никак не сработали, лишний раз подтверждая ту нехитрую истину, что реальная жизнь далека от сценических условностей. Джузеппе и в самом деле оказался жгучим брюнетом, и вдобавок с лихими гусарскими усиками, но прическа у него была короткая, чуть ли даже не консервативная, пылких взглядов он в сторону дам не бросал и ничуть не выглядел романтичным субъектом, способным петь на публике каватины или живописно драпироваться в черный плащ. Самый обыкновенный, ничем не примечательный господин, которого можно принять и за мадьяра, и за тирольца, и даже за курского молодого помещика…

Оба направились к выходу с перрона. Носильщик нес следом коричневый кожаный чемодан, а вот саквояж, хотя и довольно объемистый, итальянец ему не отдал, так и не выпускал из рук. Возможно, это тоже имело скрытый смысл, Джузеппе никак не походил на человека, у которого недостает денег на услуги носильщика, чемодан-то он поручил услужающему…

Сабинин в отдалении следовал за ними. Он уже изучил манеру Лошадиной Рожи украдкой оглядываться с целью выявления возможного наблюдения, и все обошлось благополучно. На привокзальной площади оба уселись на поджидавшего их извозчика, но Сабинин это предвидел и поступил точно так же, у него был свой экипаж…

По дороге белобрысый ни разу не оглянулся – очевидно, уже уверился в полном отсутствии слежки. Что ж, самонадеянность многих губила на этом свете и – есть печальное подозрение – немало еще погубит…

Следом за этой загадочной парочкой он приехал в западную часть города, где те, за кем он следил, остановили экипаж у пансионата с романтическим названием «Идиллия», но не отпустили извозчика, а посему Сабинин настроился на ожидание.

Минут через десять оба вышли, уже без чемодана и саквояжа, вновь уселись в экипаж. На сей раз Сабинин следовал за ними до «Савоя», где Джузеппе скрылся в вестибюле, а белобрысый преспокойно уехал, видимо, сочтя свою миссию проводника выполненной.

Сабинин ждал минут пять – и наконец решил, что настало время действовать. Взяв с сиденья заранее припасенный букет из пышных белых астр, он влетел в вестибюль прямо-таки d’un pas gumnastique, [28] что твой венсенский стрелок, [29] не обращая внимания на портье и коридорных, взбежал по лестнице, громко постучал в дверь тридцать второго номера и, не дожидаясь ответа, нажал вниз дверную ручку, начищенную до жаркого блеска, затейливую, массивную…

Пробежав через крохотную прихожую, ворвался в гостиную словно заправский герой мелодрамы. Надя, судя по всему, едва успела встать на стук из-за стола, так и стояла, держа руку в раскрытой сумочке. Что касается итальянского гостя, он преспокойно сидел за столом, на каковом наблюдалась бутылка мозельского, два бокала и какие-то засахаренные фрукты на тарелке. Все это никак не походило на декорации любовного свидания еще и оттого, что тут же лежали несколько листов бумаги, на коих были торопливо начертаны карандашом загадочные схемы, похожие скорее на военные планы предстоящей операции, уж в этом-то глаз у Сабинина был наметан…

Однако этих самых планов ему никак не полагалось замечать. По диспозиции, ему надлежало остановиться на пороге гостиной и оторопело замереть, неуклюже опустив букет.

Что он и проделал, молясь в душе, чтобы она приняла игру за чистую монету. Уставился на жгучего брюнета в белом костюме удивленно и неприязненно, торчал так столбом, пока его не вывел из оцепенения удивленный голос Нади:

– Коля, как такое вторжение понимать?

Опустив руку с букетом, он пробормотал:

– Просто хотелось тебя увидеть…

– Милый, я же говорила, что весь день буду занята… – сказала она, пытаясь скрыть неудовольствие.

Сабинин через ее плечо уставился на итальянца.

– Да, я вижу…

У него осталось впечатление, что означенный Джузеппе – или как его там – не притворяется и в самом деле не понимает ни слова по-русски. Чересчур уж великим актером надо быть, чтобы сыграть столь неподдельную отстраненность от чужой беседы. Итальянец взирал на него в полном недоумении, тщетно пытаясь понять смысл разговора.

– Коля… – досадливо поморщилась она. – Ну что ты, как мальчишка, право… Это совсем не то, о чем ты думаешь.

– А откуда ты знаешь, что я думаю?

– Господи, да это у тебя на лице аршинными буквами выведено – ревнивец из французского водевиля… Не выдумывай всякие глупости, ладно? Хорошо еще, что он по-русски – ни бельмеса.

– Кто это?

– Вот это тебе вовсе не обязательно знать.

– Да, я понимаю…

– Коля! – произнесла Надя грозным шепотом. Придвинувшись вплотную, вытеснила его в прихожую, притянула, зашептала на ухо: – Милый, ну, постарайся вести себя, как взрослый, разумный человек… У меня дела здесь. Мои дела. Не имеющие ничего общего со… всем, что произошло. Способен ты рассуждать здраво? Этот человек… он тоже из наших . Ребенок ты, что ли?

Сабинин отстранил ее, заглянул в глаза. Обиженным тоном протянул:

– А я-то думал…

– Бог ты мой, а говорил, что не влюблен… – Надя улыбнулась торжествующей улыбкой лесной нимфы и тут же стала серьезной. – Милый, ну как тебе объяснить? У меня с ним вполне серьезные дела , а не легкомысленное интимное рандеву. Понятно тебе? Встретимся завтра, как я и говорила, во второй половине дня, а до этого срока я, если разобраться, и себе-то не принадлежу. Дело есть дело… – Быстро поцеловала в щеку и умоляющим тоном попросила: – Коля, иди, пожалуйста, знал бы ты, сколь серьезны наши с ним дела и насколько далеки от флирта… Я тебя умоляю!