Станислав Федотов - Схватка за Амур Страница 43

– Да кто же спорит, милая моя Катрин? Ты любишь мужа – замечательно! Но ты помнишь Анри – значит, это была не интрижка юности, а настоящее чувство, а настоящее плохим быть не может. Не то, что у Лермонтова: «Была без радости любовь, разлука будет без печали».

Глава 10

Удобное и безопасное место для зимовки судов Невельской нашел в протоке Пальво, миль двадцать морских вверх по Амуру от мыса Куегда, примерно в сорока от устья.

Обогнув мыс Тебах на северном берегу устья Амура, 12 июля шлюпка Невельского вошла из лимана в реку и двинулась вверх по течению. Знакомые по прошлому году места миновали довольно быстро, и капитан приказал всем следить, не отыщется ли подходящая для зимней стоянки бухта, благо достаточно спокойное течение широкой реки не требовало от гребцов особых усилий, и можно было внимательно разглядывать прихотливые извивы слабохолмистого берега.

Непонятно, раннее лето или поздняя весна, а может, оба saisons [36] вперемешку, – главное, легкое тепло добралось наконец-то к середине июля и до этого края. На кустах и невысоких деревьях, сплошным ковром покрывавших пологие сопки, проклюнулась листва. Нежно-зеленая, осыпанная и пронизанная солнечным светом, она придавала необыкновенную невесомость и радостное очарование, в общем-то, довольно однообразному пейзажу. Эти невесомость и очарование усиливались розовыми облачками цветущего багульника, казалось, тут и там зацепившимися за склоны сопок.

На юге, за серой с серебряными солнечными блестками водной гладью, виднелась такая же равнина, окаймленная по горизонту темно-синей зубчатой полоской гор.

И над всем этим необъятно-просторным миром царили величавые спокойствие и тишина. Но не та абсолютная тишина, от которой закладывает уши и в душе поселяется неосознанная тревога, а тишина особенная – наполненная равномерными всплесками весел и шелестом речных струй, обегающих борта шлюпки; свистом, щебетом, стрекотом, чириканьем птичьей живности, по-хозяйски осваивающей прибрежные кустарники и деревья; долетающим издалека ревом оленей, зовущих на свидание своих легконогих красавиц олених; непрерывным звоном мошкары, серыми полупрозрачными тучками висящей над водой, и изредка падающим с высоты клекотом кружащих в синеве ширококрылых орланов…

Такую тишину можно смело назвать тишиной естественной жизни, думал Невельской, с наслаждением слушая ее и в то же время внимательно оглядывая открывающиеся заливы и протоки. Надо сказать, их тут было видимо-невидимо, и все, как говорится, «на одно лицо»: подмытый низкий бережок или песчаный приберег вдруг убегают от реки, открывая разноширокие входы в протоки и приглашая войти в них, но за привлекательностью входа, в глубине его, каждый раз просматриваются те же низкие берега, густо заросшие и наверняка заболоченные. Нет, опять не годится!

Толмачи Позвейн и Афанасий неплохо знали эти места. Они сидели на носовой банке позади капитана, покуривали длинные трубочки с тонкими мундштуками и, дополняя друг друга, объясняли Невельскому названия редких гиляцких деревушек и тунгусских стоянок, островов и крупных проток, которые вполне можно было принять за устья самостоятельных рек, впадающих в Амур.

– Пальво, – сказал Позвейн, показав трубкой на несколько дымков, при полном безветрии столбом поднимавшихся над чащей леса.

– Деревня нибах [37] , Пальво называется, – счел нужным пояснить Афанасий. – Протока там. Глубокая, однако. Берег хороший. Каменный.

– Каменный? – обрадовался Невельской и обернулся к рулевому. – Заходим в протоку.

В полумиле от устья протоки открылась отличная бухта с высоким каменистым берегом, защищенная от основного течения, а значит, от ледохода. Можно сказать, идеальная для зимней стоянки судов. Невельской сразу решил остановить на ней свой выбор, однако для очистки совести задержался, чтобы обследовать все окрест, и убедился, что первоначальное впечатлеиие оказалось самым верным. Глаз – компа́с, удовлетворенно усмехнулся капитан и удивился своему самодовольству: прежде ничего подобного за ним не замечалось. Неужто и впрямь начал ощущать себя героем? Но удивление промелькнуло и ушло, а удовлетворение осталось – первый пункт программы выполнен, и это хотя бы частично оправдывало перед императором его заход в Амур.

После Пальвинской протоки шлюпка еще двадцать миль поднималась вверх по реке, до гиляцкого селения Тыр: оба переводчика утверждали, что там частенько появляются маньчжурские торговые люди, и Невельской должен был это проверить.

Селение он разглядел издалека в подзорную трубу. Вернее, сначала увидел высокую скалу, на вершине которой живописно развалились остатки какой-то постройки из камня, видимо, достаточно древние, поскольку кое-где уже поросли довольно высокими то ли елями, то ли пихтами. На вопрос «Что это?» Афанасий равнодушно сказал: «Дацан [38] , однако». Подумал и добавил: «Давно-давно сгорел, мой народ монахов прогнал».

Избы селения – маньчжурского типа, с двускатной крышей без трубы – расположились в длинный ряд на слегка всхолмленном берегу к северу от скалы. Невельской насчитал их полтора десятка, следовательно, здесь жили не менее семидесяти семей, а может, и того больше. За избами возвышались на столбах амбары, обычно летнее жилище гиляков. Эти сведения Геннадий Иванович почерпнул из рассказов Орлова, который, занимаясь расторжкой, неплохо познакомился с бытом гиляков, тунгусов, негидальцев, мангунов и других мелких амурских народцев.

У воды столпились человек двести мужчин и женщин, все низкорослые, кривоногие, многие в конических берестяных шляпах; мужчины в темных кафтанах, сшитых из чего-то, похожего на рыбью кожу, женщины в темно-синих холщовых рубахах до колен; на ногах у всех короткие сапоги. Среди взрослых шныряли ребятишки, черноволосые и босоногие. Отдельной небольшой группой стояли несколько богаче одетых человек, явно маньчжур.

Собравшиеся, несомненно, встречали шлюпку и вид у всех, включая маньчжур, был озадаченный. Вполне возможно, рассудил Невельской, никто из них никогда подобной лодки не видел. Или просто не ожидали ее появления.

Он вооружился, на всякий случай, двуствольным пистолетом и сошел на берег в сопровождении переводчиков. Вызвался было с ними еще старший матрос Чуфаров, но Невельской приказал ему быть у фальконета: мало ли чего взбредет в голову этим маньчжурам, а быть в роли капитана Кука перед гавайцами Геннадию Ивановичу не хотелось. Остальные матросы тоже должны быть наготове и явиться на помощь капитану по первому знаку.