Артур Конан Дойл - Приключения Михея Кларка Страница 43

— Вот как, — задумчиво произнес саксон. — Значит, вы имеете хорошенький домик и верный доходец?

Дама Гобсон поставила на стол рюмку и начала себе тереть глаза уголком носового платка.

— Ах, если бы мой бедный Петер был жив и мог радоваться всем этим удачам, — сказала она, — хороший он был человек, вечная ему память. Только уж, сказать по правде, — как друзьям вам говорю, — под конец он сделался толстый-претолстый и круглый, как бочонок. Ну да что! Дело не в толщине, а в сердце. Сердце главное. Брезговать женихами нельзя в наше время. Если каждая женщина станет выбирать мужчину, который ей нравится, то в Англии будет больше девушек, чем матерей.

— А скажите, добрая дама, какие мужчины вам больше нравятся? — лукаво спросил Рувим.

Вдова весело взглянула на круглого Рувима и ответила проворно:

— Толстые молодые люди мне не нравятся.

— Что, Рувим, попался! — рассмеялся я.

— Нет-нет, — продолжала вдова. — Не люблю я скорых на язык молодых людей. Мне нравятся мужчины серьезные, зрелые, опытные, знающие жизнь. Мне хотелось бы выйти замуж за мужчину высокого ростом и этакого худощавого, мускулистого, жилистого и, опять-таки, чтобы он поговорить умел. Разговорчивый муж и скуку скорее разгонит и сумеет благородного посетителя занять и бутылочку вина с ним разопьет. И, кроме всего, мужчина должен быть деловой, бережливый. Заведение у меня хорошее, дохода в год двести фунтов надо, чтобы он все это берег. Да, если бы такой мужчина нашелся, Джен Гобсон пошла бы с ним хоть сейчас под венец.

Саксон чрезвычайно внимательно слушал эти слова хозяйки и, когда она замолчала, открыл рот, чтобы отвечать ей, но в эту самую минуту послышалось хлопанье дверей и суетня. Очевидно, пришел новый посетитель. Хозяйка допила вино и насторожилась.

В коридоре раздался громкий повелительный голос. Новый гость требовал отдельную комнату и бутылку хереса. Хозяйка вскочила. Чувство долга пересилило в ней желание толковать о своих делах, и она, извинившись перед нами, торопливо направилась встречать нового посетителя.

Когда хозяйка ушла, Децимус Саксон сказал нам:

— Ну что, ребята, видите, как дела повернулись? Мне, право, пришла мысль, уж не плюнуть ли мне на Монмауза? Пускай он собственными силами добивается королевства, а я раскину палатку в этом спокойном английском городке.

— Палатка действительно неплохая! — воскликнул Рувим. — Лучшей палатки и требовать нельзя. При ней имеется погребок, а в погребке — вино вроде того, которое мы сейчас пьем. Ну, вот только что касается спокойствия, мой светлейший, то на этот счет я готов ручаться, что, как только вы поселитесь здесь, вашему спокойствию мигом наступит конец.

— Вы видели ведь женщину, — сказал Саксон, глубокомысленно наморщивая лоб. — В ней много хорошего, но, впрочем, мужчина должен заботиться о себе сам. Двести фунтов годового дохода! Ведь это не шутка. Такую сумму не поднимешь на большой дороге в июньское утро. Конечно, для принца крови таких денег мало, но для меня, старого солдата, это уже нечто. Ведь я околачиваюсь на войне тридцать пять лет. Приближается время, когда мои члены утратят гибкость и мое вооружение сделается тяжелым для меня. Позвольте, как это говорит об этом ученый Флеминг? Он говорит: «an mulie»… Но стойте, что это за чертовщина!

Восклицание нашего товарища было вызвано шумом и легкой возней за дверью. Послышалось тихое восклицание:

— О сэр! Что подумает прислуга? — затем возня затихла, дверь отворилась, и в комнату вошла красная как маков цвет вдова Гобсон, а за нею по пятам шел худощавый молодой человек, одетый по самой последней моде.

— Я уверена, добрые джентльмены, — произнесла хозяйка, — что вы не будете иметь ничего против того, чтобы этот молодой дворянин пил вино в этой комнате. Все остальные помещения заняты горожанами и простонародьем.

— Клянусь верой, я должен представиться сам, — произнес незнакомец.

Сунув под левую мышку свою шляпу, обшитую кружевами, и положив руку на сердце, он поклонился так низко, что чуть не стукнулся лбом о край стола, и произнес:

— Ваш покорный слуга, джентльмены! Сэр Гервасий Джером, его королевского величества знаменитый рыцарь из Соррейского графства, занимавший одно время должность custos rotulorum в округе Бичал-Форя.

— Приветствую вас, сэр, — ответил Рувим, в глазах у которого забегали веселые огоньки. — Перед вами находится испанский гранд дон Децимо Саксон, сэр Михей Кларк и сэр Рувим Локарби, оба из королевского графства Гэмпшир.

— Горд и рад встретить вас, джентльмены, — ответил вновь прибывший, делая жест рукою. — Но что я вижу на столе? Аликанте? Фи! Это питье для детей. Спросите-ка хорошего хересу. И хересу покрепче. Я говорю, джентльмены, что кларет годится для юношей, херес — для людей зрелого возраста, а спиртные напитки — для стариков. Итак, моя прелесть, двигайте своими прелестными ножками и мчитесь в погреб за хересом. Клянусь честью, моя глотка превратилась в дубленую кожу. Вчера вечером я пил здорово, но очевидно, что я выпил недостаточно, ибо, проснувшись сегодня утром, оказался сухим, как грамматическое правило.

Саксон сидел за столом молча. В его полузакрытых, сверкающих глазах, устремленных на незнакомца, виднелось такое недоброжелательство, что я начал опасаться скандала. А что, если выйдет сцена, какая была в Солсбери, а то и еще похуже? Причина гнева Саксона была очевидна. Юный дворянин слишком развязно ухаживал за понравившейся нашему товарищу хозяйкой. Но, к счастью, кризис разрешился благополучно. Пробормотав несколько ругательств в пустое пространство, Саксон закурил трубку, что он всегда делал в тех случаях, когда хотел успокоить свой возмущенный дух. Мы с Рувимом смотрели на нового знакомого то удивляясь, то потешаясь. Для нас, неопытных юнцов, это был совершенно новый тип. Мы никогда не видывали людей с такою внешностью и манерами.

Я уже сказал, что он был одет по последней моде. Да, он производил впечатление щеголя и франта. Лицо у него было худощавое, аристократическое, нос тонкий, лицо изящное, с веселым, беззаботным выражением. Я не знаю, почему он был бледен и под глазами у него виднелась синева. Может быть. это был результат далекого путешествия, может быть, это было следствие распущенной жизни, но, так или иначе, эта бледность и синева под глазами к нему очень шли. Кавалер был в белом парике и одет был в бархатный, расшитый серебром камзол, из-под которого выглядывал светлый, голубовато-зеленый жилет, панталоны до колен были из красного атласа и сшиты безукоризненно. Но, присматриваясь ко всем этим подробностям костюма, вы замечали, что все старо и поношено. Костюм был запылен, местами выцвел или вытерся, и все вообще показывало странную смесь роскоши с бедностью. В голенище одного из высоких ботфорт видна была дыра, тогда как на другой ноге из носка высовывался один из пальцев. Молодой человек был вооружен красивой рапирой с серебряной рукоятью. Говоря, он ковырял в зубах зубочисткой, вместо «о» произносил «а», вследствие чего его речь производила странное впечатление. В то время как мы рассматривали этого нашего незнакомца, он спокойно уселся на лучшее кресло, обитое тафтой, и начал расчесывать парик изящным гребешком из слоновой кости. Гребешок он достал из небольшого атласного мешочка, который висел у него на поясе около рапиры.