Елена Гантимурова - Кольцо Дамиетте Страница 43

«Хорошо, спросим по-другому». – Катарина с минуту разглядывала опустевший стеллаж, а потом медленно повернулась:

– Кто приходил? Для кого ты сварил отраву? Ну!

Аптекарь прерывисто вздохнул:

– Хедвиг. Госпожа Хедвиг. И я ничего не варил. Она берет только составляющие, а делает мази и кремы у себя. Госпожа всегда присылает кого-то из замка с перечнем нужного, но два дня назад пришла сама. – Старик опустился на стул, завязки у горла наконец распутались, дыхание стало свободнее. – Госпожа отобрала стебли белладонны, сухие цветки мака… Это удивило меня, такие травы для притираний не используют.

– Зачем же ты продал их?

– А что незаконного я сделал? – опять взвился аптекарь. – Откуда я знал, что она собирается варить? – Руки с узловатыми пальцами сжали виски. – Я понял, когда увидел больную – при отравлении белладонной зрачки становятся огромными. Если доза большая, смерть наступает от удушья. Вашей подруге повезло – рвота началась до того, как яд попал в кровь, иначе не дожила бы до утра.

Поведение аптекаря стало понятным, и все-таки девушка уточнила:

– И ты решил сбежать.

– Меня давно звали в Зальцбург! – вскинулся аптекарь, но под взглядом Катарины сник. – Да, я испугался. Если узнает граф Эдмунд, он обвинит меня или двоюродную сестру? Угадай, кого сожгут на площади? – В глазах аптекаря плескался страх.

Катарина обвела взглядом комнату:

«Я теряю время, надо торопиться. Негодяй может обмануть с лекарством, но придется рискнуть».

– Можешь бежать куда хочешь, но знай – если Лаура умрет, я найду тебя везде. А сейчас выкладывай порошки – я ухожу.

Через несколько минут Катарина покинула лавку, затолкав поглубже в карман крохотный пузырек. Вдогонку неслись сбивчивые советы аптекаря: «Не больше четырех капель!» Дверь скрипнула, закрываясь, и в следующее мгновение девушка миновала ступеньки.

День клонился к вечеру, приближались сумерки. Туман протянулся с гор, серые клочья разошлись по улицам, цепляясь к прохожим и окружая деревья. Холодало. Мысли Катарины аптекарь больше не занимал. Сейчас не важно, кто варил зелье – Хедвиг или кто-то другой. Важно, что у нее есть лекарство, и Лаура будет спасена. Если Катарина поторопится.

Из трактира на первом этаже гостиницы доносились пьяные крики, лошадей у коновязи прибавилось. Двое мужчин в дорожных затрепанных одеждах, по виду если не бродяги, то проведшие в странствиях много дней путники, что-то выясняли на веранде, оба явно навеселе. Первый, высокий и нескладный, в грязной заплатанной накидке, сутуло склонился над низкорослым товарищем, заставляя того разжать собранные в кулак пальцы. Маленький не уступал, с силой вырывал руку, для удобства закинув затрепанный плащ за спину и сдвинув на затылок круглую холщовую шляпу. В какой-то момент пальцы все-таки разжались, и высокий с радостным воплем подкинул на ладони отобранную монету. Коротышка с ругательствами отскочил. Катарина огляделась в поисках обходного пути, но выход на площадь один – аптека замыкала тупик.

Надежда свободно миновать трактир таяла, и, с досадой помянув исчезнувшего Флориана, – «Могли бы вместе пойти!» – девушка попробовала проскочить мимо веранды.

Высокий, радуясь победе, лихо перепрыгнул через перила и подкинул монетку грязной широкой ладонью:

– Эй, красавица, составь мне компанию!

Она не хотела останавливаться, но незнакомец, с хохотом расставив руки, загородил дорогу. Второй, растирая ушибленную кисть, не спеша спустился с крыльца, с ухмылкой встал за спиной.

– Пошел вон! – Девушка еще не остыла после ссоры с аптекарем. Слова прозвучали грубо и резко. Одно дело отдавать приказы слугам в поместье, а совсем другое – заставить слушаться подвыпивших бродяг на пустынной городской улице.

С пьяным укором мужчина скривился, улыбка медленно поползла с лица.

– Зачем так? – Он не сразу собрал слова, чтобы пояснить. – Я же вежливо, с обхождением, вон красавицей назвал. Под капюшоном не видать, красавица или нет, а я назвал. А ты мне «Пошел вон!».

В голосе нарастало раздражение, ноздри шумно вдохнули воздух, поверх головы Катарины он посетовал товарищу: «Слышь, эта шлюха мне – мне! – „Пошел вон!“ говорит» – и вдруг одним движением выбросил руку вперед. Капюшон упал с головы девушки, открыв обрамленное темными прядями лицо.

– А и правда, – загоготали оба, – мордашка ничего!

Катарина, вскрикнув, резко отклонилась назад, но спиной уперлась в коротышку, который обхватил ее плечи, удерживая:

– Разговаривать-то научим, а то больно ты грубая!

Она рванулась в сторону, локоть умело попал коротышке в живот. Тот охнул от боли, присел:

– Ах, дрянь!

Справиться с другим оказалось сложнее – он был пьян ровно настолько, чтобы с азартом отражать все попытки Катарины прорваться к выходу из тупика, туда, где улица сворачивала на шумную базарную площадь. Низенький, отдышавшись, начал подниматься с земли, зло крикнул: «А ну держи ее!», и Катарине ничего не оставалось, как взбежать на веранду и распахнуть дверь гостиницы.

Гомон внутри темного помещения немедленно стих, несколько нечетких в полумраке лиц с интересом повернулись в сторону двери, послышался удивленный присвист. Грузный круглолицый трактирщик в длинном фартуке и со стопкой дров в руках замер у очага. Катарина разглядела добротно сколоченные столы с оплывшими свечками в глиняных низких подставках, в углу – оскаленное чучело волка, обитые железными обручами бочонки громоздились друг на друга у прилавка. У бочонков две пышные служанки в платьях с очень низкими овальными вырезами наполняли пивом высокие кружки, уставляя ими широкие деревянные подносы.

По веранде загромыхали шаги, и девушка, устремившись в середину зала, громко выкрикнула:

– Именем графа Хоэнверфена!

Брови трактирщика удивленно полезли вверх, поленья с грохотом посыпались на пол, на чьем-то столе звякнула кружка. И посетители, и служанки, и даже шагнувшие в дверной проем преследователи Катарины терпеливо ожидали продолжения.

С лестницы, ведущей на второй этаж, раздался негромкий голос:

– Кто упомянул имя нашего господина?

Неяркий свет факела освещал лишь нижние ступени лестницы, и Катарина не могла разглядеть человека на верхней площадке, но вкрадчивый голос показался смутно знакомым и вызвал неприятное брезгливое чувство. Через минуту воспоминание обрело форму – судья Бижор собственной персоной вальяжно спускался по ступеням. Память услужливо подсказала где-то слышанные слова о том, что предприимчивый судья являлся хозяином единственной гостиницы Верфена. Вспомнилось и приглашение, полученное около камеры с несчастной Мари.