Густав Эмар - Великий предводитель аукасов Страница 44

Молю Бога, да сохранит Он Вас, генерал, в добром здоровье для блага отечества!

Дон Тадео де Леон,

диктатор и главнокомандующий».

Предводители выслушали это письмо с великим вниманием. Когда генерал окончил чтение, начал говорить Антинагуэль:

— Это письмо написано особыми знаками, которые удалось разобрать нашему бледнолицему брату. Что думают об этом ульмены?

Тогда, посреди всеобщего молчания, встал один из прежних токи, почтенный старец, славившийся своей опытностью и мудростью.

— Бледнолицые прехитрый народ, — сказал он. — Они лукавы, как лисицы, и свирепы, как ягуары. Это письмо хитрость. Белые думают, что аукасы поверят ему и оставят занимаемую ими удобную местность. Но аукасские воины мудрый народ, они посмеются над затеями гуников и останутся у брода через Биобио. Успех войны зависит от этого. Сообщения белых между собою прерваны. Они теперь что змея, разрубленная топором. Они не могут соединиться, как ни стараются. Аукасы должны остаться на том месте, где засели. Я сказал. Хорошо ли я говорил, сильные мужи?

Эта речь, сказанная твердым голосом одним из самых уважаемых предводителей, произвела некоторое действие на собрание.

— Предводитель хорошо говорил, — подтвердил генерал, который желал, чтоб его план вторжения в чилийскую область был исполнен. — Я совершенно согласен с ним.

Тогда встал другой предводитель и начал говорить в свою очередь.

— Правду сказал мой отец, — начал он, — белые прехитрый народ. Эти трусливые лисицы умеют только умерщвлять жен и детей и бегут при виде аукасского воина. Но это письмо говорит правду, так именно они и думают. То, как попало к нам в руки это письмо, как оно написано, и человек, с которым оно послано, — все это говорит в пользу того, что письмо настоящее. Надо послать разведчиков во все стороны, разузнать, что делают бледнолицые. Подождем, пока вернутся посланные, станем действовать согласно известиям, какие они привезут нам. Тогда и увидим, правда ли написана в письме или нет. Предводители! У всех у нас есть жены и дети, и мы должны позаботиться об их безопасности. Нельзя нам нападать на неприятельскую землю, оставив друзей и родных без защиты. Притом тайна нашего предприятия известна врагам. Будем мудры, предводители, чтобы нам самим не попасть в яму, которую готовим врагам. Я сказал, пусть мои братья размыслят. Хорошо ли я говорил, сильные мужи?

Предводитель сел. Его речь произвела большое впечатление. Многие склонились к его мнению. Арауканцы народ чадолюбивый. Мысль, что их дети и жены останутся без защиты, сильно обеспокоила их. Генерал Бустаменте жадно следил за ходом прений. Он понимал, что, если вместо того, чтобы вторгнуться в Чили, арауканцы пойдут назад, — его дело пропало. А потому он поспешил вставить свое слово.

— То, что сказал мой брат, — начал он, — справедливо, но это только предположение. У белых не такое сильное войско, чтобы они посмели вторгнуться в арауканскую землю. Они поспешат на помощь богатым провинциям, которым грозит война. Пусть мои братья оставят тут тысячу воинов для защиты брода, а сами, как настанет ночь, смело перейдут через Биобио. Я ручаюсь за успех: они дойдут до Сант-Яго, гоня перед собою испуганную толпу. Я уверен, что письмо, отнятое у шпиона, ложное и что генерал Фуэнтес не знает, что мы так близко. Успех зависит от быстроты движения. Станем медлить, повредим себе, вернемся — все потеряем, пойдем вперед — и победа наша! Я сказал. Хорошо ли я говорил, сильные мужи?

— Мой брат опытный воин, — сказал Антинагуэль. — План, который он предлагает, доказывает его опытность. Как и он, пока не будет новых доказательств, я думаю, что письмо ложное. А потому, не думая о слабом и далеком неприятеле, который позади нас, мы должны сегодня же ночью вторгнуться в чужую землю.

Генерал вздохнул, он выиграл дело. Все предводители, кажется, готовы были согласиться с мнением Антинагуэля. Вдруг пришел товарищ токи, Черный Олень. Он был весьма взволнован и напрасно старался скрыть свое волнение.

— Что случилось? — спросил его токи.

— Прискакали гонцы, — отвечал Черный Олень.

— Ну! С какими вестями? — нетерпеливо спросил токи.

— Они говорят в один голос, что значительные силы с пушками вторглись в Арауко.

При этих словах всколыхнулось все собрание.

— Это еще не все, — продолжал Черный Олень.

— Пусть мой брат говорит, — сказал Антинагуэль, подавая знак, чтоб все замолчали.

— Слушайте, — мрачно сказал Черный Олень. — Илликюра, Бороа, Нагтольтен сожжены, жители умерщвлены. Другой отряд вторгся в равнины и опустошает их, как первый приморскую область. Вот какие вести привезли гонцы. Я сказал.

Теперь ульмены взволновались не на шутку. Раздались крики мести и отчаянья. Напрасно Антинагуэль пытался восстановить порядок. Наконец все само собой успокоилось и затихло. Тогда взял слово предводитель, который уже советовал воротиться.

— Чего вы ждете, предводители аукасов? — громко вскричал он. — Иль вы не слышите воплей ваших жен и детей? Они зовут вас на помощь. Иль вы не видите пламени, истребляющего ваши дома и нивы? К оружию, воины, к оружию! Теперь не время вторгаться в чужую землю, надо защищать свою. Медлить нельзя, пролитая кровь вопиет о мщении! К оружию, к оружию!

— К оружию! — закричали все, вскакивая. Невозможно описать шума и гама, возникшего во всем войске. Бустаменте печально пошел в тольдо. Антинагуэль — за ним и, обращаясь к донье Розарио, сказал:

— Моей сестре нельзя тут оставаться. Стан снимается. Она отправится с мозотонами, которым я прикажу защищать ее.

Девушка, не возражая, последовала за ним. Через несколько минут стан снялся, и аукасы оставили место, столь удачно выбранное их предводителем. По настоятельному требованию Бустаменте Антинагуэль оставил в засаде восемь сотен избранных воинов, под начальством Черного Оленя, для защиты брода в случае, если чилийцы вздумают перейти реку. При последних лучах солнца арауканские силы удалились, подымая густые облака пыли. Антинагуэль спешил по направлению к долине Кондарканки, куда он надеялся прийти раньше чилийцев и разбить их наголову, не дав им времени построиться в боевые порядки.

Черный Олень был мудрый воин, он понимал всю важность местности, которую ему поручили защищать. Как только настала ночь, он расставил по берегу стражу для наблюдения за действиями неприятеля. Он сам стоял за то, чтоб воротиться, под влиянием известий, привезенных гонцами. Но теперь, поразмыслив, склонялся к тому, что это была военная хитрость, что белые недолго останутся в Араукании, а поспешат на защиту своих провинций. Между одиннадцатью и полночью разъезды донесли, что длинная колонна всадников идет по чилийскому берегу, направляясь к броду. Взошла луна, и уже не стало сомнения в правдивости этого известия. Вдали светился ряд длинных чилийских копий. У Черного Оленя было всего двести пятьдесят воинов, вооруженных ружьями. Он поставил их на берегу в первом ряду, а за ними расположил копейщиков. Но если при свете луны ему были видны неприятельские передвижения, то и неприятелю были видны его.