Рафаэль Сабатини - Врата судьбы Страница 47

— Ну, как мы себя чувствуем, а? Лучше? — с этими словами профессор трижды топнул — очевидно, подавая сигнал кому-то внизу.

— Кто вы? — спросил озадаченный пациент.

— Меня зовут Близзард — доктор Эмануэль Близзард, профессор анатомии. В моем доме вы в полной безопасности.

— В вашем доме, доктор...

— Близзард, сэр, Эмануэль Блиэзард.

— А как я сюда попал? — спросил капитан растерянно и удивленно.

Голос у него был хриплый. Он говорил громким шепотом, все еще ощущая онемение горла и языка.

Профессор цокнул:

— Та-та! Это очень длинная и странная история. Вот поправитесь и все узнаете. Мы ведь еще очень слабы, а? Так будет еще некоторое время, ведь я вас основательно обескровил. Но скоро мы наверстаем потерянное.

В дверь постучали. Анатом подоткнул подушки под спину пациента, чтоб ему было легче сидеть. Потом он поспешил к двери и, приоткрыв ее, принял поднос, на котором стояли чашка, графинчик с красным вином и бокал. Доктор поставил поднос на столик у изголовья кровати, потом поднял чашку с горячим бульоном.

— Вы, наверное, проголодались? — спросил он, глядя на капитана сбоку.

Тот слабо кивнул.

— Ага, очень хорошо!

Доктор подошел к больному и принялся поить его бульоном с роговой ложки. Тщательно отмерив половину бокала бургундского, доктор поднес его к губам капитана.

— Еще? — спросил он, когда капитан медленно выпил содержимое бокала. — Та-та! Лучше воздержимся. Лучше воздержимся, а? Хорошенького понемножку. Как говорят итальянцы, piano si va sano [Тише едешь — дальше будешь (ит.)]. А сейчас — ne quid nimis [Никаких излишеств (лат.)], a?

Нежно, как женщина, он поправил подушки и снова уложил пациента. Капитан беспрекословно подчинился: он был слишком слаб и потрясен случившимся. С ним произошло нечто невероятное, но что именно, он не понимал. И самое непонятное — как он попал в дом профессора анатомии, который так бережно и заботливо его выхаживает. Один вопрос постоянно вертелся на языке у Гейнора. Он решил, что должен наконец получить ответ на него.

— Значит, меня не повесили? — спросил капитан слабым голосом, заглянув в острое дружелюбное лицо доктора.

— Повесили! — воскликнул тот. — Та-та! Поспите. В следующий раз после пробуждения вы почувствуете прилив сил. А сейчас усните.

Предсказание оправдалось. Бульон и бургундское разнесли по всему телу тепло, больной успокоился и уснул, не терзаясь больше сомнениями.

Когда он проснулся и оглядел комнату, ее уже не заливал солнечный свет. Было сумеречно, из окна тянуло прохладой. У его постели сидела толстуха средних лет с ярким румянцем на щеках, отчего ее лицо казалось гигантским яблоком. Встретив вопрошающий взгляд Гейнора, она ободряюще улыбнулась и наклонилась над ним.

— Ну как, лучше? — приветливо осведомилась она.

Капитан Гейнор, разумеется, чувствовал себя лучше. У него появился волчий аппетит, о чем он и уведомил сиделку. Голос у него окреп, а от былой боли в горле и языке не осталось и следа. Голова была ясная и не болела, когда он поворачивал ее, чтобы проверить свое состояние.

— Я позову доктора, — сказала сиделка. — Он внизу, отдыхает.

Через считанные минуты появился профессор. Еще через несколько минут принесли бульон, бургундское и даже несколько кусочков белого мяса каплуна и немного белого хлеба. Поглотив все, капитан счел трапезу скудной, но смолчал и, откинувшись на взбитые подушки, попросил:

— Прошу вас, расскажите, как я попал сюда и каким чудом меня не повесили?

Профессор глядел на него, поглаживая подбородок.

— Чуда не произошло, — медленно произнес он. — Вас повесили — два дня тому назад.

— Повесили? — капитан вздрогнул, ужас и недоверие отразились у него на лице.

— Та-та! Та-та! — снова зацокал языком доктор Близзард. — Успокойтесь! Не надо волноваться! Все позади и больше не повторится. Nemo bis pimitur pro eodem delicto [Никто не наказывается дважды за одно преступление (лат.)], запомните! Так гласит закон.

Однако невозможность дважды покарать человека за одно и то же преступление меньше всего волновала сейчас капитана, меньше всего занимала его мысли.

— Но если меня повесили, — начал он, и лицо его выразило полное отчаяние, — почему я жив? Ведь я жив, не так ли? Надеюсь, у меня не галлюцинация?

— О нет, вы живы, можете не сомневаться, через неделю-другую будете здоровы, как и прежде.

— Но как же так, если меня повесили?

— Говорят, что тот, кому суждено быть повешенным, не утонет, следовательно, того, кому суждено утонуть, не повесят. Это, ей-богу, самое разумное объяснение, в нем достаточно здравого смысла.

Капитан смотрел на доктора с недоумевающим видом.

— Я и сейчас ничего не понимаю, — молвил он слабым голосом, — Как же я оказался здесь?

— Это совсем другое дело, и вам предстоит выслушать очень занимательную историю. Вот как это произошло. — Доктор взял основательную понюшку табаку, чихнул и убрал коробочку в карман, потом, усевшись на краю постели лицом к пациенту, начал свой рассказ: — Вот как это произошло. Когда вы проболтались на виселице двадцать минут, как и положено по закону, явилась парочка негодяев, наловчившихся зарабатывать — «на плодах с безлистного дерева», как они иронично именуют виселицу, и срезала веревку. И тут, позвольте заметить, вам чертовски повезло, что вы не распорядились относительно похорон и ваши друзья не исправили этой ошибки. Хи-хи, — и доктор рассмеялся тонким мелким смехом. — Если бы не это упущение, не сидеть бы вам сейчас здесь, попивая бургундское. К этому времени вы бы уже покоились под могильной плитой. Потом негодяи привезли вас на телеге ко мне, и никогда еще живой человек так не походил на мертвеца. Ваш вид обманул даже меня. И вот я положил вас, голого, на стол — вы уже догадались, что я купил ваш труп для диссекции [Диссекция — вскрытие], — не подозревая, что меня надули и передо мною вовсе не труп. Я легонько провел скальпелем по груди: до вскрытия чуть надрезал кожу, чтобы обозначить линию диссекции, и вдруг вижу: линия окрасилась в алый цвет! Сказать, что я удивился — значит ничего не сказать. Тогда я провел пальцем вдоль алой черты и увидел на нем кровь. Передо мной был явно не мертвец. Но как далеко вы забрели в тот край, откуда никто не возвращается, я еще не знал. Поднес к губам зеркальце — оно помутнело. Приложил руку к запястью — пульса нет. Тогда я открыл вену на ноге, чтобы стимулировать работу сердца. Через десять минут вы открыли глаза и попробовали сесть. И тогда я предоставил вас vis rnedicatrix naturae [Силе природного исцеления (лат.)], ибо природа богато одарила вас, сэр, так богато, что я чуть было не пожалел о тех двух гинеях, что отдал негодяям: ведь вы обманули меня, сэр, самым бессовестным образом.