Георг Борн - Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 1 Страница 47

Несколько дней спустя, старой Цирре также пришлось стоять на коленях у постели, устроенной из веток и мха; старый цыганский князь, до сих пор не обращавший внимания на свою рану в руке, вдруг почувствовал в ней такую невыносимую, жгучую боль, что быстро сорвал с нее рубашку и, крепко стиснув зубы, подал старой Цирре, прося исцеления.

Старуха с криком ужаса заметила, что рана начинала чернеть. Она немедленно уложила князя в постель, так как необходимо было привести все тело в спокойное положение, и призвала на помощь все свое искусство, чтобы отыскать наилучшее средство против распространения антонова огня. Старая Цирра очень хорошо знала все тайные свойства растений и корней. Не было почти ни одной болезни, против которой она бы не нашла лекарства. В настоящую минуту опасность была очень велика, потому что могло начаться заражение крови. Нужно было оказать скорую помощь, иначе все будет потеряно.

Старая Цирра поняла это. Она стала искать снимающие боль травы для раны. Внутрь она дала выпить больному подкрепляющий чай, который вынула из своего запаса. Она неотступно ухаживала за цыганским князем, терпеливо переносившим свою боль, но не забывала при этом давать Аццо полезные наставления и прохладительные напитки для Энрики. Тяжелые сны и образы тревожили бедную женщину, лежавшую в бреду. Она с открытыми блестящими глазами говорила несвязные слова, которых Аццо не понимал.

— Сжальтесь, дон Мигуэль, сжальтесь! — стонала она. — Ваше проклятие преследует меня и моего несчастного ребенка. Я буду избегать Дельмонте, я буду просить милостыню, только возьмите назад это жестокое проклятие! Франциско святой, а брат его Жозэ — сатана, он протягивает ко мне свои жадные руки… На них кровь… Он хватает моего ребенка, ребенка Франциско… Его пальцы в крови… Сжальтесь!

Тут только Аццо вспомнил, что ее ребенка не было с ними. Он знал, что белая женщина, как только выздоровеет от опасной горячки, спросит его:

— Куда ты дел моего ребенка?

И Аццо не находил ответа на этот страшный вопрос, полный горячей материнской любви. Он должен будет сказать ей:

— Белая женщина, дитя твое потеряно!

Это было бы жестоким, смертельным ударом для выздоравливающей. Аццо начал припоминать, где он мог отыскать ребенка Энрики. Наконец, ему стало ясно, что он забыл его подле обеспамятевшего Жозэ. Этот враг белой женщины вероятно схватил его, так как Аццо, обрадовавшийся, что может спасти Энрику, забыл умертвить его.

Он отправился на то место, где некоторое время назад нашел Энрику, лежавшую без чувств. Жозэ не было там, а вместе с ним исчез и ребенок. Аццо возвратился в табор к больной, находившейся в лихорадочном бреду, чтобы спасти, по крайней мере, ее, которую он любил больше жизни и за которую с радостью отдал бы все на свете. Он любил ее больше своего старого отца, метавшегося теперь по земле от страшной боли.

На другой день старая Цирра подозвала Аццо к постели отца. Она должна была сознаться, что никакое искусство, никакие тайны природы не могли остановить антонова огня, уже дошедшего до плеч. Цыганский князь, несмотря на крепкое телосложение и на привычку к кочевой жизни, умирал. Он подозвал к себе своего сына, единственного потомка тех царей, которые, утратив свой престол и свое отечество, пошли скитаться по чужой земле.

Старая Цирра принесла ему его предводительский посох и ожерелье из серебряных шариков. Он дал ей знак уйти и оставить его наедине с сыном, потом с трудом приподнялся, опираясь на свою здоровую руку. Аццо упал перед ним на колени.

— Множество столетий тому назад, — сказал умирающий цыганский князь, — наши отцы, вытесненные с истоков Инда кровожадными и корыстными племенами, оставили свое отечество, чинганскую землю, чтоб поискать другие места. Тогда толпой переселенцев управлял некто по имени Аццо. Аццо был царь. Он взял с собой в далекую опасную дорогу свое сокровище, чтоб в случае нужды доставить помощь и спасение себе и своему народу.

— Мы, значит, происходим от этого Аццо, который был выгнан из своей земли и отправился искать убежища? — спросил сын больного, терзаемого ужасными страданиями князя.

— Этот Аццо— мой и твой предок! Он пошел через южные персидские пустыни, что простираются от Мак-рана до Евфрата, потом через Аравию. Переселенцы разделились. Между народом, сделавшимся теперь кочевым племенем, возникло недовольство, и, хотя великий Аццо пожертвовал для народа большую часть того сокровища, которое взял с собой, мятежники покинули его; каждый выбрал себе другую дорогу. Некогда столь могущественное чинганское племя рассеялось, разбрелось во все стороны, и от могущества его не осталось и следа! Предок твой дошел, наконец, до этой земли. Тут он увидел леса и степи, в которых мог укрыться с остатками своего народа…

Старый цыганский князь с трудом продолжал свой рассказ. Силы его исчезали все быстрее и быстрее, он уже чувствовал, как медленно и вяло текла кровь в его жилах.

— И этот последний остаток раздробился, — с трудом продолжал он, — часть народа погибла на юге, другая — во Франции. Так слушай же! Остатки того сокровища, которое наш предок взял с собой из нашей далекой родины, и которое я еще старался увеличить, достанутся тебе! Одному тебе принадлежат эти богатства, зарытые в вековом лесу, по ту сторону Мадрида! Ты один можешь вырыть их, ты один должен владеть ими! Не расточай их, позаботься о потомках, позаботься о том, чтобы собрать рассеянные племена. Ты князь цыган. Твое богатство, имя и звание принадлежит тебе по праву, по наследству.

Умирающий сорвал с шеи ожерелье из серебряных шариков и, собрав последние силы, надел его на шею сына. Затем он вручил ему княжеский посох и начал оглядываться кругом, как будто чего-то искал. Большая часть его орды была убита, последний остаток древнего племени царей, пришедших издалека, мало-помалу уничтожался. Умирающий чувствовал, что те немногие мужчины и женщины, еще остававшиеся в живых, после его смерти окончательно разбредутся. Аццо поцеловал руку своего отца.

— Под большим священным камнем на склоне горы Оры, в самой чаще нашего леса, ты найдешь урну с золотом и драгоценными камнями.

— Ты показал мне это место, — сказал Аццо.

— Значит, все исполнено, что мне следовало, пока я жив… совершить… и приказать… Душно мне! — закричал умирающий слабым голосом. — Свету… темно, мрачно… вокруг меня…

Старый цыганский князь испустил дух в объятиях своего сына. Аццо стоял на коленях подле тела отца и молился. Старая Цирра не стонала и не плакала. Она обождала, пока Аццо отойдет от покойника.

Тогда она распустила свои длинные волосы, разметавшиеся по ее отцветшему лицу, и подошла к умершему. Осторожно вынула она кинжал из пояса покойника и привязала его к постели, острием вверх.