Уилбур Смит - Ярость Страница 48

Только после войны Трансваальский провинциальный совет решился признать существующее положение дел и конфисковать землю у отсутствующих владельцев. Все три тысячи акров в соответствии с законом о разделе территорий были объявлены официальным поселением черных. Прежнее название – «Ферма Дрейка» – сохранили за его красочные связи с прошлым Йоханнесбурга, чем оно выгодно отличалось от более современного названия Соуэто, представлявшего собой всего лишь сокращение выражения «Юго-Западный пригород» (South Western Township). В Соуэто жило уже свыше полумиллиона черных, в то время как «Ферма Дрейка» дала приют примерно половине этого числа.

Городские власти обнесли новый пригород забором и застроили его однообразными рядами маленьких трехкомнатных коттеджей, совершенно одинаковых, если не считать номера на бетонно-кирпичной передней стене. Дома стояли почти впритык друг к другу и разделялись узкими улицами, пыльными, немощенными; плоские крыши из оцинкованной рифленой жести на ярком солнце высокого вельда сверкали, как десять тысяч зеркал.

В центре пригорода размещались административные здания, где под надзором нескольких белых муниципальных надсмотрщиков черные клерки взимали налоги и регулировали поступление воды и уборку мусора. За рамками этой оруэлловской картины размещалась исходная часть «Фермы Дрейка», ее лачуги, пивные и бордели. Именно здесь все еще жил Хендрик Табака.

Он медленно вел свой фургон по новому району пригорода, и люди выходили из коттеджей и смотрели, как он проезжает. Это были преимущественно женщины и дети, потому что мужчины рано утром уезжали на работу в город и возвращались поздно вечером. Узнавая Мозеса, женщины хлопали в ладоши и издавали резкие гортанные крики – приветствие племенному вождю, а дети бежали рядом с фургоном, пританцовывая и смеясь, возбужденные тем, что оказались рядом с великим человеком.

Они медленно проехали мимо кладбища, где неаккуратные земляные могилы напоминали кротовины. На одних стояли грубые кресты, на других развевались на ветру обрывки флагов, лежали приношения – еда, черепки кухонной утвари и примитивные резные тотемы, которые должны были умиротворить духов; христианские символы соседствовали с символами тех, кто поклонялся духам и предкам-животным. Въехали в старый поселок, где на кривых улочках рядом с лавками знахарей другие лавки предлагали еду, подержанную одежду и краденые радиоприемники. В грязи, в дорожных колеях рылись куры и свиньи, между домами испражнялись голые дети, едва научившиеся ходить и одетые в одну только полоску бус, молодые шлюхи предлагали свои прелести, и вонь и шум стояли чудовищные.

Сюда никогда не заходили белые, а черная муниципальная полиция являлась только по вызову и никогда не задерживалась. Это был мир Хендрика Табаки, здесь его жены содержали в самом центре старого поселка девять домов. Дома были прочные, из обожженного кирпича, но их фасады, намеренно оставленные необработанными и обшарпанными, сливались с окружением. Хендрик давно понял, что нельзя привлекать внимание к себе и своему достатку. У каждой жены был свой дом: все они располагались кольцом вокруг дома самого Хендрика, чуть более внушительного. Хендрик не ограничивался женщинами собственного племени овамбо. Его жены были из племен пондо, и коса, и финго, и басуто, не было только зулусок. Хендрик ни за что не доверился бы в постели зулуске.

Хендрик поставил фургон под навес за домом, и все жены пришли приветствовать его и его знаменитого брата. Поклонами и мягкими уважительными хлопками они проводили мужчин в гостиную Хендрика, в дальнем конце которой, как троны, стояли два плюшевых кресла, крытые шкурами леопардов. Когда братья сели, две самые молодые жены принесли из парафинового холодильника кувшины с пивом из проса, свежесваренным, густым, как каша, острым, пузырящимся и холодным, а когда мужчины освежились, пришли сыновья Хендрика – поздороваться с отцом и выразить уважение дяде.

Сыновей было много: Хендрик здоровый мужчина, и его жены каждый год беременеют. Однако сегодня присутствовали не все его старшие сыновья. Те, кого Хендрик считал недостойными, отправлялись назад в деревню пасти коров и коз – богатство Хендрика. Более перспективные сыновья работали в мясных лавках, универмагах и пивных, а двое самых способных поступили на юридический факультет Форт-Хара, черного университета в городке Элис в восточном Кейпе.

Сейчас перед Хендриком уважительно выстроились только младшие сыновья, и среди них двое, на кого Мозес Гама смотрел с особым удовольствием. Это были близнецы, сыновья женщины из племени коса, обладавшей особыми достоинствами. Она была послушной женой, рожала Хендрику сыновей, прекрасно танцевала и пела, умела интересно рассказывать, отличалась здравомыслием и умом, к тому же была известной songoma – знахаркой и заклинательницей, умевшей предсказывать будущее и обладавшей даром предвидения. Сыновья унаследовали от нее большую часть ее способностей наряду с могучей фигурой отца и красотой дяди Мозеса.

Когда они родились, Хендрик попросил Мозеса дать им имена, и Мозес выбрал их по своему драгоценному экземпляру «Истории Англии» Маколея. Из всех племянников эти мальчики стали его любимцами, и он улыбнулся, когда они склонились перед ним. Мозес вспомнил, что им уже по тринадцать лет.

– Я вижу тебя, Веллингтон Табака, – поздоровался он с одним, потом со вторым: – Я вижу тебя, Рейли Табака [33].

Близнецы не походили один на другого. Веллингтон был высоким, со светлой кожей цвета ириски, а у Рейли черная кожа отливала багровым. У Веллингтона были нилотские черты, как у самого Мозеса, а Рейли лицо досталось более негроидное, с плоским носом и толстыми губами, и более тяжелое и коренастое тело.

– Какие книги вы прочли с нашей последней встречи? – Мозес перешел на английский, заставляя их отвечать на том же языке. – «Слова – это копья, которыми мы защищаемся и разим врагов. У английских слов острейшие наконечники, без них вы будете безоружны», – объяснял он им и сейчас внимательно слушал их неуверенные ответы по-английски.

Тем не менее он заметил, что они лучше владеют языком, и похвалил их за это.

– Пока плоховато, но в Уотерфорде вы научитесь говорить лучше.

Мальчики смущенно переглянулись. Мозес организовал для них сдачу вступительных экзаменов в элитную межрасовую школу за границей, в независимом черном королевстве Свазиленд; близнецы, выдержав экзамен, были зачислены, и теперь недалек был день, когда их выдернут из знакомого, привычного мира и бросят в неизвестность. В Южной Африке все образование было строго раздельным, к тому же министр по делам банту доктор Хендрик Фервурд проводил такую политику: не обучать черных детей до того уровня, который позволит им ощутить недовольство. Он откровенно говорил в парламенте, что обучение черных не должно противоречить правительственной политике апартеида; оно должно вестись так, чтобы не порождать у черных ожиданий, которые никогда не осуществятся. Ежегодные траты на обучение белого ученика составляли 60 фунтов, черного – всего 9 фунтов. Те черные родители, которые могли себе это позволить, – вожди и дельцы, – отправляли детей получать образование за границей, и в этом смысле Уотерфорд был любимым выбором.