Иван Кратт - Великий океан Страница 49

И это было в те дни, когда корабли Лисянского, Хвостова и Давыдова прославляли русское имя, когда каждое судно из Санкт-Петербурга, Кронштадта он ждал с горделивой радостью и мечтал поставить в пример всем чужеземцам, показать диким…

— Прикажи арестовать виновных, — сказал, наконец, Баранов.

Он произнес это тихо, спокойно, словно отдавал обычную команду. Но и Кусков, и Круль заметили, как осунулось его лицо, еще больше сгорбилась спина.

Распоряжение было такой необычайной важности, что Кусков на минуту опешил. Потом, спохватившись, направился выполнят приказ. Зато доктор Круль ликовал. Заносчивость офицеров его мало трогала, во время пути он достаточно успел перессорить их между собой, но твердость, выказанная Барановым, сила духа и воли убедили его окончательно, что правитель — человек, с которым можно совершать большие дела. И, кроме того, разыгрывался настоящий скандал. К ним бывший лекарь всегда был неравнодушен.

После ухода Кускова в зале стало совсем тихо. Билась о стекло и звенела жирная муха, треснуло просыхающее бревно. Баранов сидел к доктору спиной, и теперь видно было, как напряглись все его мышцы. Точно правитель ждал нового удара.

Круль тоже притих. Однако долго без движения высидеть не мог, события разворачивались слишком стремительно. Поднявшись с табурета, на который присел во время посещения Ивана Александровича, доктор кашлянул, пробежался к двери, хотел выглянуть, но под окнами раздались крики, шум, прогремели стремительные шаги. Затем обе половинки двери распахнулись, и в горницу ступил, придерживая тяжелую саблю, капитан-лейтенант.

Командир фрегата был совершенно бледен. Даже кончики пальцев, которыми он сжимал ножны палаша, стали мертвенно-бледными. Тряслись губы.

— Вы… сударь… — сказал он, с трудом переводя дыхание и стараясь держаться спокойно, — изволили арестовать моих офицеров… За предерзостный акт…

Спокойствия не получалось. Руки дрожали, судорога покривила рот, обмякли и казались приклеенными длинные бакенбарды. Несколько секунд капитан не мог продолжать.

— Господин купец… — усилием воли он, наконец, заставил себя отдышаться, шагнул к очагу. Лицо и шея его вспотели, медленно наливались кровью. — Вы слишком много здесь распоряжались. Сей же минут приказываю явиться на судно. Неслыханное и дерзкое оскорбление его величества государя императора… Всего российского флота…

Капитан вдруг запнулся, открыл рот, судорожно глотнул воздух. Потом закричал пронзительно:

— Немедля освободить! Холоп! Торговая крыса!..

— Молчать!

В первый раз Баранов возвысил голос. Маленький и седой, с заложенными за спину руками, он поднялся перед взбесившимся командиром. Голова правителя была низко опущена, сузились и посветлели зрачки глаз. Круль даже отодвинулся. Таким Баранова он еще не видел.

— И купецкое звание не есть подлое и бесчестное, — сказал правитель размеренно и глухо. — Корпус их составляет важную государственную подпору… Я всегда в особенную честь себе вменяю и вменять буду именоваться оным…

Затем, глядя на пораженного собеседника, добавил:

— Я тут поставлен охранять интересы отечества, соблюдать его честь и славу… За неуважение к флагу российскому приказываю посадить виновных господ офицеров на трое суток… Запись о сем учинить в вахтенном журнале. А фрегату вели стать под выстрелы крепости…

Глава третья

За раскрытыми окнами начинался лес. Дремучий, густой, бесконечный. Огромные сосны уходили далеко в вышину. Кедры и ели и другие деревья затмевали небо. Лапы сосны упирались в оконную раму. Когда был ветер, иглы царапали стекло. Сейчас ветра не было, лес стоял неподвижный и тихий, сквозь ветки деревьев пробивались световые пятна.

В классе тоже было тихо. Креолы-ученики старательно срисовывали на листы бумаги деревянную модель корвета. Занятия пролетали незаметно. Особенно урок навигации. Мальчикам нравились новые названия, страны и люди, о которых впервые слышали, невиданные до сих пор инструменты. Впрочем, нравилось в школе все. Даже трудные цифры и знаки. Мореходным наукам обучал мальчиков Павел, счетоводству и российской словесности сам правитель. И только урок закона божьего давали попеременно Ананий и Гедеон. Каждый день высиживать два школьных часа архимандрит ленился и нарочно задержал монаха в крепости.

Павел стоял у окна. Мальчики продолжали рисовать корабль, целиком погрузившись в свои занятия. Тишина и прохлада окружали школу, осенний день был светел и чист. Запах хвои, дальний стук дятла напомнили вдруг хижину старого охотника, Наташу, короткую встречу в крепости и неожиданное исчезновение их на другой день после бала. Он так и не нашел беглецов, хотя промышленные сообщили, что видели охотника возле редута. Старик мастерил шалаш и бобровую запруду.

Дни уходили, а из форта никак не удавалось отлучиться. Оснастка корабля, расширение верфи, мельница, школа… По возвращении Баранова Павлу еще больше прибавилось дел.

Наташа обрадовалась, он это ясно видел. И не умела скрыть. Но она ничего не успела сказать.

Как никогда, захотелось увидеть… Может быть, она здесь, в лесу, совсем близко, смотрит на это окно…

Он перешел на другую сторону комнаты, стал разглядывать скалы, обступавшие залив. Школу строили на высоком бугре, половина окон была обращена к морю.

На берегу выгружали из байдарок рыбу. Стоял август, начинался ход сельди, множество людей толпилось у воды. Среди них виднелись рослые фигуры мирных индейцев, собравшихся к форту на лов. В крепость их не пускали, и кенайцы разбили свои шалаши на опушке леса. Лещинский советовал разместите прибывших у стен, чтобы держать их под пушками, но Баранов отверг его предложение.

— Без надобности стращать не стану, — заявил он резко. — Людей приучать и просвещать должно. Вместе тут будем жить.

Он выставил вождям угощение, подарил за свой счет сотню аршин китайки. В будущем видел вокруг крепости настоящий город, ярмарки, каждогодний торг.

В окно было видно, как уходили лодки от берега, тянули крыло ставного невода. Среди байдарщиков находился и Баранов. Павел узнал его по картузу, плотной невысокой фигуре. Правитель стоял на корме переднего яла и, приложив козырьком ладонь, всматривался в глубину бухты. Час назад он был здесь, ходил по горнице, показывал ученикам, как вести записи в конторских книгах.

А в устье речки алеуты добывали сельдяную икру. Рыба шла нереститься в пресную воду, выпускала икру у прибрежных камней. Островитяне ставили между ними еловые ветки, вытаскивали их на солнце, сушили, потом обивали готовые желтоватые зерна. До сих пор дедовский способ кормил всю зиму, не давал умереть с голоду в богатейшем краю!