Виктория Руссо - Цыпленок жареный. Авантюристка голубых кровей Страница 5

Желтый парик, украденный в одном салоне мод и предназначенный для походов «на дело» девица спрятала в шляпной коробке. Золотистые волосы выглядели вполне натурально и едва доходили до плеч, а главное – в сочетании с косметическими средствами меняли ее лицо почти до неузнаваемости. Свои длинные русые волосы Анна аккуратно упаковывала под солнечный ореол, делающий ее совсем другим человеком. Платья, дополняющие образ расчетливой аферистки, хранились под периной на кровати. Хозяйка комнаты знала, что ее вещи время от времени бороздит не в меру любопытная служанка Лиза, которую официально называли помощницей по дому. Сердобольная прислужница матери получала от Анны небольшую сумму за то, чтобы вещи оставались лежать на своих местах.

– Трудно быть собакой? – уточнила Анна, поймав Лизу в своей спальне за несколько дней до неприятного происшествия за игорным столом. – Вынюхиваешь, выискиваешь… тебе бы тявкать, а не болтать – и цены не будет такой ищейке!

– Не старайтесь, Анна, вы меня не обидите, – зевая, произнесла проныра, так ничего и не отыскав. – Вы мне не заплатили за этот месяц, и пришлось возобновить проверки. И я приду сюда через несколько дней и снова все переверну вверх дном. А потом заставлю прийти Лидию Васильевну и внимательно изучить все вокруг. Она тебя хорошо знает и наверняка от ее зоркого взгляда не ускользнет что-нибудь подозрительное…

– Ты закончила? Я могу отдохнуть? Или чтобы шавка перестала тявкать, нужно действительно пригласить маменьку? Ведь как я понимаю, только ее приказам ты подчиняешься! – в голосе Анны сквозил холод. Она понимала, что узколобая, похожая на обезьяну Лиза не догадается добраться до укромных мест, в которых было чем поживиться, под старыми обоями почти под потолком аферистка сделала два тайника, в которых прятала свои сбережения.

– Здесь пахнет деньгами, – произнесла прислужница, улыбнувшись и обнажив свои пожелтевшие зубы. – Я хочу свою долю!

– Ты так со мной говоришь, будто мы – напарницы в преступных деяниях! Не забывайся и помни, кто ты есть! – злилась Анна. – Я пожалуюсь матери и…

– Что вы ей скажете? Откуда были деньги, которые я получала каждый месяц? Что тут спрятано? – затарахтела служанка, размахивая короткими ручками.

– Какие деньги? Не было никаких денег! И больше ничего не получишь. А платила я не из страха, наивная Лиза, а потому что после твоих визитов здесь пахнет так, словно сюда заходил умерший много дней назад пьяница-рыбак и чтобы уснуть, мне приходилось проветривать часами мою спальню.

Лизу задели обидные слова. Подбородок еще молодой девицы, отчаявшейся найти жениха, задрожал, а на глазах появились слезы. Она знала, что некрасива, и мечтала накопить денег, чтобы женить на себе какого-нибудь материально нуждающегося нестарого мужичка. В ее одинокой жизни не было места романтике, но она надеялась купить себе немного счастья, чтобы ощутить хотя бы имитацию любви. Пожаловаться на Анну прислужница не могла, она надеялась на возобновление выплат. Лиза ничего не знала об истинных доходах мошенницы и была приходящей – не жила в доме Лидии Васильевны, поэтому не имела возможности следить за подозреваемой по ночам. Анна осторожничала и со стороны выглядела весьма невинно, большую часть суток она была смиренной и безропотной дочерью своей матери. Казалось, после мытарств, выпавших на ее долю, не святая, но раскаявшаяся Анна смирилась с тем, что ее будни будут протекать подле Лидии Васильевны, тем самым она искупит бесконечную вину за прошлые ошибки. Родительница, измученная болезнью супруга, которому доктора пророчили скорую смерть, приняла заблудшее дитя обратно в свою жизнь, но поставила условие, что готова терпеть дочь в своем доме при полном повиновении.

Лидия Васильевна не без труда сумела смириться с позором, свалившимся на их благородное семейство после известия, что дочь-воровка бежала из святой обители с молодым самцом низшего сословия. И, несмотря на то, что при тщательном осмотре семейным врачом факт распутства не подтвердился, мать отметила, что грешить можно и в мыслях.

– Если бы твой отец был в добром здравии, не видать тебе моей милости! – процедила сквозь зубы Лидия Васильевна, рассматривая бледное осунувшееся лицо скиталицы.

– Я вынуждена была бежать, маменька, потому что чуть не умерла в монастыре! – произнесла Анна, не сдерживая слез и, продемонстрировав запястья, добавила: – Меня связывали, на моих руках шрамы от веревок… Я чуть не умерла в сыром подвале…

Коленопреклоненная дочь рыдала пред высокомерной матерью, не скрывающей получаемого удовольствия от этой картины. Простить Анну злопамятная женщина так и не смогла, но примирилась с ее присутствием, отравляя ее жизнь бесконечными упреками за дела минувших дней. «Если бы можно было стереть память!» – сетовала девушка, получая очередную порцию укоров и с трудом подавляя гнев.

В голове Анны созрел новый план, который она желала реализовать в скором времени. Аферистка искренне верила, что вожделенная удача улыбнется ей, и она наконец-то займет свою нишу в преступном мире, станет независимой и свободной от какого-либо влияния. «Взойдет солнышко и к нам на двор!» – твердила Анна, мысленно призывая себя не сдаваться.

– В первый раз поди? – спросила сиплым голосом размалеванная девица, называвшая себя Незнакомкой. Выглядела она как кукла, изготовленная криворуким мастером. Неаккуратные черные букли, свисающие с головы, были не мыты, заношенное платье подшито в нескольких местах. Она изображала аристократку, но выходило это весьма скверно, как карикатура, будто она, надсмехаясь над буржуа, копировала образ благородный дамы на потеху коммунистическому времени.

– Видать что ли, что в первой мне это? – с опасением уточнила Анна, тщетно стараясь казаться «своей». Она вуалировала дворянскую принадлежность, стараясь вести себя как обычная продажная девка, за которыми наблюдала несколько ночей подряд из пролетки.

Суть ее задумки была в том, чтобы стать частью уличного мира и разбогатеть за счет толстосумов, щедро осыпающих распущенных красоток монетами за всякого рода услуги, в том числе и за вполне невинные: например, глупый смех на коленях у клиента и сопровождение на различные увеселительные мероприятия сомнительного характера туда, где появляться приличным дамам было не желательно. Оставалось найти подходящее место, в котором Анна могла бы знакомиться со щедрыми мужчинами. Публичных домов к двадцатым годам почти не осталась, заведения были скрыты от любопытных глаз или завуалированы под обычные трактиры и рестораны. Некоторые девицы в поисках незамысловатого заработка скитались по улицам и гнездились возле определенных мест, посещаемых платежеспособными гуляками, не пренебрегающими покупной любовью. Возле одного из них, находящегося почти в самом центре Петрограда, и известного в народе как «душа разврата», всегда можно было найти девиц распутного типа, торгующих своим телом и различными услугами, способными удовлетворить любую прихоть похотливых мужчин. Не всем везло заполучить хорошего клиента, многие проводили вечере «вхолостую». Счастливицы уводили под руку кавалеров в свои «норки» – неуютные комнаты, арендованные неподалеку от места «охоты». Некоторым везло наполовину – они отрабатывали небольшие суммы прямо в переулке и снова возвращались в строй. Среди проституток были преимущественно крестьянки. Часто девицы из деревень, не найдя в столице работу и не желая возвращаться в родной дом, выставляли на продажу тело. Можно было встретить среди падших женщин и бывших сотрудниц фабрик, избравших это ремесло из-за более высокого заработка, и самые старательные жили небедно. Хотя официально проституция считалась пережитком капитализма и подлежала ликвидации, желающих воспользоваться услугами распущенных дамочек даже несмотря на запрет, было предостаточно.