Понсон дю Террайль - Смерть дикаря Страница 5

— От графини?

— Разумеется. В этом письме графиня предупреждала его, что он получит другое, которое будет приглашением на чай.

Граф чуть не вскрикнул при этих словах.

— Только ты, конечно, понимаешь, — продолжал Октав, — что одно второе письмо было написано рукою графини.

— Первое, как и все остальные, рукою ее горничной. Баккара чересчур осторожна.

— Но ведь Роллан рискует в таком случае своей жизнью.

— Я говорил ему то же самое.

— Я никогда не видал графа Артова, но знаю достоверно, что он ужасный, неумолимый человек, владеющий великолепно оружием.

— Да, если у него достало духу жениться на Баккара, так надо же иметь такие качества, потому что…

Октав не успел договорить, ему послышался дикий вопль, и когда он поднялся со своего места, то… в дверях беседки, где он сидел, стоял сам граф Артов.

Он был бледнее мертвеца, губы его судорожно подергивались, а глаза горели каким-то особенным огнем.

Он подошел к испуганному Октаву и с необыкновенною силой поставил его на колени.

— Милостивый государь, — сказал он хриплым голосом, — вы, вероятно, узнали меня — я граф Артов — тот самый, над честью которого вы издевались целый час. Я мог бы тотчас же убить вас — даже без всякого оружия… но вы еще ребенок, у вас, может быть, есть мать, которая любит вас, и я оставляю вам жизнь… я прощаю вас, но только с одним условием.

В этот момент граф был положительно страшен и так величествен, что обоих юношей объял ужас. Октав, дрожа как осенний лист, пробормотал какое-то извинение.

Граф поднял его и сказал:

— Милостивый государь, вы должны поклясться мне, что воротитесь немедленно домой, не будете целые сутки никуда выходить и не увидитесь с Ролланом де Клэ.

— Клянусь!.. — прошептал Октав.

— Помните, что если вы не сдержите этой клятвы, то я убью вас… хотя мне нужна не ваша жизнь… но его…

И, сказав это, граф вышел.

— Роллан погиб! — пробормотал Октав.

Мы должны теперь вернуться несколько назад и познакомиться покороче с доктором-мулатом, занимавшимся специально излечением болезней, зарожденных под тропиками.

Доктору было уже сорок лет.

Он родился в Гваделупе и всю свою жизнь занимался токсикологией, то есть наукой о ядах.

Доктор Самуил Альбо занимал прекрасную квартиру в первом этаже отеля, в предместье Сент-Оноре, при его доме находился огромный тенистый сад.

В тот день, как граф Артов нечаянно услышал разговор Октава в Арменонвильском павильоне, — маркиз де Шамери приехал к доктору и застал его занятым в рабочем кабинете, который его многочисленные клиенты прозвали «палатою ядов».

По стенам этой комнаты тянулись огромные полки с книгами; на столах стояли химические реторты, склянки, кувшины, колбы. Здесь он проводил научные исследования.

Когда Рокамболь вошел к нему, то доктор сидел перед столом и тщательно рассматривал в увеличительное стекло ткань широкого, зеленоватого сухого листа, который по своей форме и объему не принадлежал к европейским растениям.

— Здравствуйте, доктор! — сказал ему Рокамболь, протягивая руку. — Извините, что я потревожил вас. Но я проезжал мимо и, вспомнив, что вы спасли моего бедного матроса и что я еще не успел поблагодарить вас, не мог не завернуть к вам и не загладить свою ошибку.

Произнося эти слова вежливым тоном вельможи, Рокамболь небрежно положил на камин банковский билет в тысячу франков.

Доктор предложил маркизу садиться и пододвинул ему стул.

— Вы слишком добры и любезны, маркиз, — сказал он, — что обеспокоили себя из-за таких пустяков.

— А разве вы считаете ни во что удовольствие видеть вас, доктор?

Мулат молча поклонился.

— Вот, — продолжал Рокамболь, — вы опять за своими книгами, допрашивая постоянно науку и медленно убивая себя над изысканиями новых средств для скорейшего исцеления своих ближних…

— Маркиз! — ответил скромно доктор. — Чем больше изучаешь науку, тем яснее видишь, что в ней есть тайны, которые можно уразуметь только после больших затруднений.

Рокамболь завел тогда разговор о ядах и, узнав, от доктора, что у него есть яд, производящий почти мгновенное помешательство, незаметно, во время выхода доктора из кабинета, украл немного этого яда и, спрятав, простился с ним и уехал.

Ровно в час пополудни он приехал домой. На дворе отеля стоял наемный фиакр.

— Это еще что? — подумал удивленный маркиз де Шамери. — Кто это еще пожаловал ко мне?

И, обратившись к лакею, он спросил: — У кого гости?

— У господина виконта — граф Артов.

— Граф Артов?! — повторил с удивлением маркиз.

— Точно так-с…

— Ого, должно быть, случилось что-нибудь новенькое, — подумал Рокамболь, — бьюсь об заклад, что взрыв уже последовал… надо быть вполне осторожным!

И Рокамболь торопливо отправился к Фабьену, сидевшему в кабинете вдвоем с графом Артовым.

Лицо графа было бледно, а губы судорожно подергивались.

Фабьен обрадовался приходу своего шурина.

Рокамболь невольно приостановился на пороге и молча посмотрел на встревоженные лица собеседников, как бы спрашивая себя, что произошло между ними.

Граф Артов оставил Октава ошеломленным происшедшею сценой и опять помчался к заставе «Звезда».

Здесь он остановился, соскочил с лошади, отдал ее своему кучеру и сел в первый попавшийся ему наемный купе.

— Вернэльская улица! — крикнул он кучеру. — Отель де Шамери…

Граф желал видеть Фабьена, вспомнив про то, что накануне тот сжег записку Роллана де Клэ.

А если Фабьен поступил таким образом, то это ясно указывало на то, что он посвящен в тайны Роллана.

Поступок Роллана, конверт, рассказ Октава — все это сложилось так вместе, что могло убедить самого недоверчивого человека, а в душе графа все еще шевелилось сомнение, до такой степени он любил свою жену и веровал в нее… до такой степени чистою и благородною она казалась ему еще вчера… Но сомнение графа было непродолжительно. Он понял, что виконт Фабьен д'Асмолль скажет ему всю правду, если он вынудит его к тому, и поэтому-то и отправился к нему.

Фабьен спокойно писал письмо, когда граф явился к нему, как снег на голову.

— Любезный граф, вас ли я вижу? — проговорил Фабьен, догадавшись по его бледности, что случилось что-нибудь особенное.

— Я к вам по делу…— ответил ему граф.

Фабьен подвинул ему стул и не заметил даже, что граф не подал ему руки.

— Любезный виконт! — начал граф, не садясь на предложенный ему стул. — Вы, кажется, очень дружны с господином де Клэ?

— Пожалуй, да, а пожалуй, и нет, — ответил Фабьен, слегка вздрогнув, — собственно говоря, наши отцы были друзьями, а я обещал только его дяде-опекуну наблюдать за ним…