Александр Терентьев - Миссия «Двойник» Страница 5

– Ужасно, правда? Вы ведь не хотите туда, Яков? – над ухом так неожиданно раздался вкрадчивый голос Ройшле, что Яков вздрогнул, что опять же не укрылось от капитана. Пройдя еще немного в сторону, капитан указал на крепкий, добротный забор, за которым прогуливались тоже люди в военной форме, но выглядели гораздо чище и ухоженнее, да и охрана была чисто символической – на вышке скучал всего лишь часовой с винтовкой.

– Там содержатся англичане, французы и прочие… А знаете, почему у них все иначе и кормят их трижды в день? Им выдают сигареты, они даже посылки по линии Красного Креста получают… А потому, уважаемый Яков, что их страны подписали конвенцию о военнопленных, а ваша – нет! Ваш… лидер на весь мир заявил, что в Красной армии нет и не может быть военнопленных, а есть только… знаете кто? Предатели Родины! Для всех ваших вы, товарищ Джугашвили, – предатель! Вот вы, умный, образованный человек, неужели вы не понимаете, что Советам конец?! Вы же сами видели, как наши танки вдребезги разнесли, раздавили этот гнилой советский сарай по имени СССР, на весь мир кричавший о «могуществе и преимуществах советского строя»!

– Я уже говорил: я останусь верен присяге…

– Черт вас возьми, о какой присяге вы толкуете? «Я, сын трудового народа…» – так там у вас, кажется? Да какой вы сын народа?! Вы – сын вождя, и мы могли бы…

– Нет…

– Ну, на нет и суда нет, как говорят у русских… Идемте! Вы сделали свой выбор…

Обратный путь пролегал мимо все того же «плаца» с русскими пленными. Яков смотрел на людей, еще вчера бывших его товарищами, сослуживцами – частью огромного и могучего организма, именуемого РККА. А сегодня он идет рядом с немецким офицером, и со стороны, наверное, кажется, что они мило беседуют… Яков ловил на себе неприязненные и откровенно ненавидящие взгляды. Стоп… Это же… ну точно – Тохадзе! Жив, джигит! Что он там за знаки делает? Как будто карты тасует… теперь сдает колоду…

– Что вы там высматриваете? Знакомых увидели? – мгновенно напрягся капитан.

– Да нет… Просто не верится, что все это происходит наяву…

– Наяву, господин Джугашвили! Наяву! И, смею вас заверить, «проснуться» вам не удастся! Боюсь, уже никогда… Очень неприятное слово, не правда ли?..

5

Транспортный «юнкерс» с аккуратными белыми крестами на крыльях ровно гудел мощными моторами, продираясь сквозь сильную облачность, и, то набирая максимальную высоту, то опускаясь почти до нижней кромки облаков, упорно следовал курсу, проложенному штурманом, знающим свое дело. Небольшая странность была разве что в том, что транспортник люфтваффе преспокойно летел над советской территорией и никто не спешил ловить его в перекрестья лучей мощных прожекторов и обстреливать из скорострельных зениток. Более того, «юнкерс» заботливо эскортировали два советских истребителя И-16, любовно именуемые летчиками «ишачками», которые не делали ни малейших попыток ни принудить чужака к посадке на русский аэродром, ни всадить в дюралевые бока хорошую очередь из пулеметов или парочку выстрелов из авиапушек. И последняя странность заключалась в том, пожалуй, что шел транспортник на запад.

…На откидных металлических скамейках вдоль ребристого дюралевого борта расположились всего четверо, хотя десантно-грузовой отсек «юнкерса» мог вместить гораздо большее число десантников. Сумрачная полутьма отсека освещалась лишь неяркой лампой над дверью, ведущей в кабину пилотов, и не позволяла рассмотреть четверку в комбинезонах десантников Ваффен СС с громоздкими «рюкзаками» парашютов за спиной. Кроме парашютов можно было увидеть умело притороченные немецкие автоматы МР-40 со складным прикладом, созданные конструкторами специально для десантников, ножи на брезентовых поясах, подсумки и прочую мелочь. На полу вместе с бойцами ждал будущего десантирования небольшой грузовой контейнер с боеприпасами, рацией и многим другим, необходимым в тылу врага. Среди «многого другого» были и запасные комплекты серого полевого обмундирования Ваффен СС, и даже фирменные поясные ремни, на пряжках которых вместо обычного вермахтовского «Gott mit uns»[1], красовался эсэсовский девиз: «Meine Ehrehesst Treue»[2]…

…Рев двигателей на секунду взлетел на более басовитую ноту, и «юнкерс» мягко ухнул в очередную воздушную яму, вызывая у десантников мерзкое чувство пустоты в животе.

– Тьфу, черт, елкину маму! – от души выругался один из парашютистов, поминая недобрым словом и самолет, и летчиков, и само небо с «дырками».

– Еще слово по-русски услышу – парашют отберу, а прыгать все равно заставлю! Усек?!

Провинившийся коротко кивнул, соглашаясь, но не выдержал, усмехнулся и прокричал, наклоняясь к уху строгого командира:

– Вряд ли немец нас услышит, даже если мы во всю глотку «За Родину, за Сталина» орать начнем…

В ответ командир поднес к лицу весельчака кулак, на что тот слегка поднял руки и молча кивнул. Бикбаев вновь окинул взглядом подчиненных, слегка выдавая вечное беспокойство хорошего командира – все ли в порядке, все ли на месте… В чем немцы все-таки знают толк, так это в настоящем порядке, когда «все, что должно, совершается именно так, как должно», с чувством, с толком, с расстановкой, без наших милых русскому сердцу разгильдяйства и спешки – «Ordnung muss sein!» Так, ну у Попа вроде все нормально, за этого парня можно быть спокойным – у самого черта хвост незаметно отрежет и штоф с горилкой сопрет!

Белогорцева… Была лучшей в разведшколе во всем, что касается связи. Наши радиоприемники, рации, немецкие «Телефункен» и «Блаупункт» – работает со всеми, можно сказать, с закрытыми глазами. На ключе рации – побыстрее дятла будет. И девушка красивая, и даже имя царское – Елизавета. Немного перебарщивает в «готовности отдать жизнь за Родину и в ненависти к врагу», но это не велика беда, это она по молодости да от избытка комсомольского воспитания, хотя для нас главное-то как раз не «отдать жизнь» – на это много ума не надо, а выполнить задачу и вернуться живыми – всем…

Титаренко Василь. Украинец из крохотного местечка, затерявшегося где-то под Полтавой. Парень надежный во всех отношениях, разве что молчун и самую чуточку тугодум – но это в нем от крестьянской основательности. Да это и неплохо – не всем же весельчаками да болтунами быть… Подрывник Василь, что называется, от Бога… В рукопашной, правда, слабоват, но это и не его дело – у них с Белогорцевой другие задачи, а немцам глотки резать в случае чего есть кому, тут уж против Попа и редкий «чистильщик» из спецгрупп НКВД по борьбе с немецкими диверсантами-парашютистами устоит! Да и устоит ли – Лешка паренек резкий… Ну что ж, группа подобралась вполне… Хотя и делалось все в спешке – всего сутки-то и дали на подготовку да на инструктаж. Но тут, как говорится, у войны да у командования свои законы, они не спрашивают, они приказывают… А мы как пионеры – всегда готовы, да и что там особенного готовить… нищему собраться – только подпоясаться…

Бикбаев мощным немецким фонариком со светофильтрами подсветил карту, заложенную в целлулоидное окошко офицерской сумки-планшета. Так, вот он, этот Просткен… поселок, по-польски «гмина»… или «фольварк»?.. Нет, фольварк – это вроде бы хутор… Так, высаживаемся, сбор, затем следуем вот сюда… тут на окраине дом связника. Подпольщик – слово-то какое несерьезное… Вот антифашист – это то! Проверяемся, потом выходим на связь, получаем дальнейшие инструкции… Если не будет никаких особых указаний, то действуем по разработанному плану освобождения «объекта особой важности» – командир даже в мыслях старался лишний раз не произносить имя человека, являвшегося сыном… самого товарища Верховного Главнокомандующего… Сколько еще лету до этой чертовой гмины? Пора бы…

Словно в ответ, в отсеке взвыла сирена и замигал фонарь над дверью, которая тут же отворилась, и к десантникам, уже поднявшимся со своей скамейки, вышел штурман, что-то прокричал на ухо командиру группы, постучал по наручным часам и ловко зацепил вытяжные карабины парашютов за тросик, протянутый под потолком. Затем штурман с усилием открыл дверь, и в отсек мощной волной ворвались вой, шум, свист ветра и рев двигателей… Команда «Пошел!» в этом шуме была еле слышна, и штурман по очереди просто ударял каждого бойца по плечу – мол, давай! Ударял, давая команду, подбадривая, а может быть, и прощаясь…

6

Восточная Пруссия. Лагерь в районе Просткена

Небольшой кирпичный завод издали напоминал неуклюжий дредноут времен Первой мировой – невысокий, массивный, с тремя чадившими густым черным дымом трубами. Вот только бравых матросиков на борту этого «дредноута» увидеть не удалось бы, поскольку работали на заводе русские военнопленные, на веселых балтийцев сейчас совсем не похожие. Кругом грязь, горы глины и песка, вагонетки, поддоны с готовой продукцией… Здесь легких работ не было – разве что на сколачивании и ремонте деревянных поддонов, на которые укладывались еще теплые кирпичи, выходившие из железных ворот массивных печей для обжига. Самым страшным считалось попасть в бригады, загоняющие вагонетки с сырыми кирпичами в пышущее неугасимым чадным жаром нутро печей и выгружавшие кирпичи готовые. Мастера в целях повышения «вала» не разрешали ждать, пока печь хотя бы немного остынет, и военнопленным приходилось гореть на работе отнюдь не в переносном смысле, а буквально – от невыносимого жара трещали волосы на голове, частенько вздувались волдыри на коже, а руки у многих в считанные дни превращались в сплошную рану.