Понсон дю Террайль - Бал жертв Страница 5

– Помните ли вы людей, которых судили при вашем участии?

Дюфур сделал гримасу. Он подумал, что дикарь хочет его мистифицировать, но тот, положив руку на его плечо, спросил:

– Вы помните маркиза Каднэ?

– Ах! Да… Он был осужден.

– Вы это знаете наверное?

– Еще бы! Осужден и казнен; я видел, как он шел на эшафот.

Каднэ обернулся к Баррасу с торжествующим видом.

– Вы видите? – сказал он.

– Вижу, – отвечал Баррас, – что маркиз Каднэ был казнен и что, следовательно, это не вы.

– Я.

– Я очень хорошо помню этого молодого человека, – наивно сказал Дюфур.

– Вы узнали бы его, если бы он вышел из могилы?

– К несчастью, так не бывает, – сказал бывший поставщик.

– Все равно, я настаиваю на этом и спрашиваю вас: узнали бы вы его?

– У меня черты его в памяти, как будто я вижу его перед собой.

Каднэ обернулся к Баррасу.

– Гражданин директор, – сказал татуированный, – терпение есть добродетель людей, управляющих народами… Будьте терпеливы до конца.

Эта лесть разгладила лоб Барраса.

– Чего хотите вы от меня, господин выходец с того света? – спросил он.

– Губку и воды, – отвечал Каднэ.

– Для чего?

– Вымыться для того, чтобы гражданин Дюфур меня узнал.

В то же время он положил руку на плечо Марион.

– А вот эта хорошенькая девушка мне поможет, – сказал он.

Баррас слушал с изумлением. Самоуверенность этого человека, который выдавал себя за мертвеца и требовал губку и воды, как живой, сбивала с толку директора, однако он сказал ему, указывая на дверь:

– Войдите в мою уборную, вы найдете там то, что спрашиваете.

Каднэ взял за руку Марион и увел ее, прежде чем госпожа Тальен, Баррас и Дюфур успели ему воспротивиться.

– Странного человека представили вы мне! – сказал Баррас госпоже Тальен.

Молодая женщина еще не опомнилась от впечатленя, которое произвело на нее представление Каднэ.

– Любезный директор, – сказала она Баррасу, – уверяю вас, мой друг – очень любезный молодой человек, несмотря на свою татуировку.

– Скажите же мне его имя.

– Маркиз де Каднэ.

– Как! И вы о том же?

– Я всегда его знала под этим именем.

– Но маркиз де Каднэ умер! – вскричал Дюфур. – Я сам его осудил…

– Стало быть, он спасся…

– Нет, я знаю наверняка, что его гильотинировали.

– Стало быть, это другой Каднэ! – сказала госпожа Тальен.

– С каких пор вы знаете его?

– С 1792-го.

– Все это довольно странно! – прошептал Баррас. – И мне любопытно знать…

– Вот он возвращается, – сказала, улыбаясь, госпожа Тальен.

Гражданин Каднэ заперся с Марион в уборной директора Барраса. Марион была бледна, как смерть, и зубы ее стучали.

– Ну, – сказал Каднэ, наливая воды в таз, – что ты думаешь о моем приезде сюда?

– Жорж… Жорж… – прошептала Марион, сложив руки, – и вы также хотите умереть?

– О! Я ничего не боюсь…

– Берегитесь, – пролепетала она с возрастающим ужасом, – революция еще не кончилась. Везде танцуют, и я продаю цветы, но много еще голов падет.

– Моя крепко держится.

– И он также это говорил…

Каднэ увидел слезу на бледной щеке молодой девушки.

– Бедная Марион! – сказал он. – Но погоди, час мщения близок, и мы отомстим за него.

– О! Я боюсь… Я боюсь… – прошептала цветочница.

– Хорошо, но повинуйся.

Эти три слова были произнесены Каднэ со смесью доброты и твердости. По тону его голоса можно было угадать, что он абсолютный властелин этой женщины. Марион наклонила голову.

– Что надо делать? – спросила она покорно.

– Там сегодня танцуют.

– А! – сказала Марион, вздрогнув.

– И мне хотелось бы отвезти туда человека, который не ожидает приглашения.

– Кто этот человек?

– Баррас.

– Он! – прошептпла Марион с ужасом. – Палач среди жертв!

– Наступает иногда час, когда палач боится и раскаивается в пролитой крови. Но слушай: твоя красота произвела на него сильное впечатление… Он самонадеян, этот любезный директор, и воображает, что все женщины должны в него влюбляться… Он, наверно, будет ухаживать за тобой нынешнюю ночь.

Марион чуть заметно пожала плечами.

– И если он попросит у тебя свидания в парке, ты должна согласиться.

– Я?

– Да.

– Но… Что же случится? О, Боже!

– Ничего, мы будем там.

Говоря таким образом, Каднэ смывал красную, черную и синюю краски, которые покрывали его лицо, и явился белым и румяным двадцатипятилетним, молодым человеком.

– Пойдем, – сказал он.

Они опять пришли в гостиную, где оставили Барраса с госпожою Тальен и с поставщиком Дюфуром. Последний вскрикнул и отступил с трепетом.

– Это что такое?

– Это он! – сказал поставщик, зубы которого стучали от ужаса.

– Кто он?

– Маркиз де Каднэ.

Тогда Каднэ посмотрел на Барраса и сказал холодно:

– Вы видите, что мертвецы возвращаются с того света.

IV

Пот выступил на лбу Барраса. Бывший граф де Баррас, отставной кавалерийский капитан во французской индийской армии, дворянин из старинной фамилии, бывший депутат в Национальной конвенции, а теперь первый директор, то есть почти король, был очень красивым высокий мужчиной.

У него были черные умные и несколько меланхолические глаза, открытый лоб, толстые, чувственные губы и прекрасные белые зубы. Ему было сорок шесть лет, но, несмотря на бурную политическую и частную жизнь, исполненную удовольствий, Баррас не выглядел на свои годы. Впрочем, он теперь пренебрегал любовными интригами для интриг политических, и шепотом поговаривали, что свирепый республиканец, возвращаясь к идеям детства, к кумирам своей молодости, мечтал о роли генерала Монка, восстановившего престол Карла II Английского. По крайней мере гражданин Баррас восстановил удовольствия, и весь Париж этому был свидетелем. У него неистово танцевали, ему кланялись на улице с энтузиазмом. Он был кумиром светской молодежи, по этому самому он не был расположен к упрекам за прошлое и с тех пор, как находился во главе Директории, старался всеми возможными способами изгладить воспоминание о кровавой эпохе, которую называли эпохой террора. Когда Каднэ сказал, что хочет поведать ему истину, Баррас рассердился. Гражданин директор хотя и был южанином, но не был суеверен. Услышав, как Дюфур закричал, что Каднэ – тот самый человек, который был казнен, он тотчас сказал себе, что поставщика обманывает какое-нибудь странное сходство. Однако, как мы сказали, пот выступил на лбу Барраса, и сердце у него забилось, когда он очутился лицом к лицу с человеком, который хотел открыть ему истину. Но Каднэ, без сомнения, передумал, потому что сказал:

– Я желаю иметь с вами небольшой разговор, гражданин директор, но несколько позже…

– Когда же?

– Этой ночью… Теперь ваш праздник только что начался… Вас призывает обязанность хозяина… А я буду ухаживать за дамами.

– Это он! Это он! – повторил Дюфур с испугом.

Баррас опять пожал плечами, а Каднэ поцеловал руку госпожи Тальен, обменялся быстрым взглядом с Марион, потом исчез в толпе, опять принявшись за свои штуки и вызывая повсюду хохот.

Баррас задумался, но, когда Каднэ исчез, он вздохнул свободнее и посмотрел на Марион. Красота цветочницы имела что-то резкое, поражавшее сердце. Взгляд ее проникал в глубину души, и Баррас тотчас поддался очарованию.

– Кажется, сердце любезного директора воспламеняется от прекрасных глаз Марион?

Дюфур хотел протестовать против мнения госпожи Тальен, но та остановила его, взяв за руку и говоря:

– Обойдемте залы.

Госпожа Тальен хотела избегнуть, по крайней мере, на это время, всякое объяснение с Баррасом о Каднэ. Баррас не удерживал ее; он был занят Марион, принудил ее взять его под руку и с торжеством прохаживался с нею между своих двух тысяч гостей.

– Эге! – говорил один щеголь, увидев их. – Эта Марион – хитрая штучка! И, отказываясь от наших предложений, она знала, что делала.

– Вот еще! – сказал другой.

– Конечно. Разве ты не видишь, друг мой, что директор Баррас уже без ума от нее?

– Это очень жаль! – говорили в другой группе. – Марион продавала такие славные букеты!

Баррас видел, что толпа с улыбкой расступалась перед ними.

– Счастливый директор! – вздыхали все те, которых отвергла цветочница Марион.

Баррас вышел из комнаты на террасу, потом спустился со ступеней крыльца в парк.

– Директор делает в любви быстрые успехи, – перешептывались несколько голосов.

В глазах всех гражданин Баррас уже одержал победу над Марион. Она, вся бледная и взволнованная, позволяла ему увлекать себя.

– Итак, моя красавица, – говорил любезный директор, который отвел Марион в темную и почти пустую аллею, – вы цветочница?

– Да… гражданин.

– Ремесло бедной девушки, мой ангел!

– Бедной девушки, которая живет только трудом, гражданин.

– Отель, экипаж, бриллианты и кружева лучше пошли бы к вам, чем лоток, моя красавица.