"Орлы Наполеона" - Александр Григорьевич Домовец Страница 5

Младший из собеседников поднялся, разлил коньяк и протянул рюмку старшему.

— Благодарю.

Старший задумчиво поднёс рюмку к выцветшим, морщинистым губам, вдохнул благородный аромат. Сказал мечтательно:

— Божественный напиток! Нырнуть бы в глубь веков, найти того винодела, кто его придумал, и обнять…

— Так что с Белозёровым? — напомнил младший.

Старший выдержал паузу.

— Убедили, — твёрдо сказал наконец. — Его кандидатуру я поддержу. И за это можно выпить.

Отхлебнув, поставил рюмку на столик и наклонился к молодому собеседнику. Обронил:

— Действуйте.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пожелав Сергею провала его парижской выставки, Звездилов ткнул в больное место. Не будем скрывать: Белозёров (признанный мастер!) сейчас волновался, словно новобранец перед первым сражением. Его полотна, созданные в традициях классической живописи, — как примет их Париж, переживающий страстное увлечение новыми веяниями?

Импрессионисты смело экспериментировали и с формой, и с цветом. Размытые очертания фигур и предметов, грубый мазок, эксцентричный колорит… нет, до таких высот Сергею было далеко. Да он к ним и не стремился. Ренуару и Моне он предпочитал Тициана и Боттичелли. Для себя он раз и навсегда выбрал традиционную манеру. Хотя и признавал безусловное право художника на собственный стиль.

Самое интересное, что ещё месяц назад о выставке своих работ в Париже он и не думал. Всё изменило неожиданное приглашение к Победоносцеву.

Их связывало многое…

Обер-прокурор Святейшего синода и член Кабинета министров Российской империи Константин Петрович Победоносцев справедливо считался ближайшим сподвижником императора. Именно он много лет назад привлёк отставного гусарского поручика Белозёрова к расследованию страшных событий в Гатчине, которые завершились попыткой цареубийства. Предотвратив его, Сергей был тяжело ранен и выжил чудом.

Потом Победоносцев вновь попросил Сергея о помощи. Возникло подозрение, что катастрофа царского поезда возле станции Борки, вопреки официальной версии о технических неполадках, была вызвано взрывом английской бомбы, которую заложил русский народоволец-террорист. Сергей включился в расследование и сумел сорвать второе покушение на Александра. Британская разведка планировала взорвать царскую яхту в Балтийском море, — и ведь почти удалось…

Бог, как известно, троицу любит. Спустя год после "английского дела" волей судьбы Сергею довелось выручить императора вновь. Рискуя головой, он раскрыл подготовку государственного переворота, в результате которого Александр должен был лишиться трона и, возможно, жизни. После этого трижды спасённый император назвал Белозёрова своим талисманом[3].

Невероятные события, героем которых с подачи Константина Петровича стал Сергей, связали его с обер-прокурором дружбой, — насколько вообще можно говорить о дружбе между первым сановником империи и художником. Именно Победоносцеву Сергей был обязан своей карьерой. Заметив талант отставного гусара, Константин Петрович настоял, чтобы его отправили учиться живописи в Италию. Одновременно благодарный Александр щедро вознаградил Белозёрова за своё спасение. Сергей смог жениться на любимой девушке, стал популярным художником… а теперь вот и президентом академии… — словом, жизнь складывалась на зависть многим, и, если разобраться, сегодняшний успех уходил корнями в первую, уже давнюю встречу с Победоносцевым перед гатчинским расследованием. Правда, успех этот был сполна оплачен смертельным риском и собственной кровью…

Но не суть.

С Победоносцевым встретились в необъятном обер-прокурорском кабинете синодального дворца на Сенатской площади. Потчуя чаем и благожелательно поглядывая из-под очков в тонкой железной оправе, Константин Петрович расспрашивал Белозёрова о семье, о делах в академии, о творческих планах. И чем дольше расспрашивал, тем больше Сергей недоумевал. Победоносцев — человек сверхзанятой и просто так, на чаёк, в гости звать не будет. Стало быть, в этот мартовский день речь пойдёт о каком-то деле. Чем же он, Белозёров, может быть полезен на сей раз? Цареубийц вроде бы уже всех истребили…

— А что, Сергей Васильевич, как вы относитесь к Франции? — неожиданно спросил Победоносцев, остро взглянув на гостя.

Вот те на! А какая, собственно, разница, как он относится к Франции? Ещё спросил бы, нравится ли ему Эфиопия.

— Нормально отношусь, — коротко ответил Сергей, пожимая плечами.

Можно было бы, конечно, рассказать, как в молодости зачитывался книгой про трёх мушкетёров сочинителя Дюма и с тех пор заочно влюбился в Париж. Но можно было бы рассказать и другое: отец Сергея, майор артиллерии, был тяжело ранен, обороняя в Крымскую войну Севастополь, осаждённый французскими батальонами… Так что насчёт отношения в двух словах и не скажешь.

— А за международной политикой следите? — продолжал расспрашивать Победоносцев.

— Ну, так, в общих чертах…

— Ясно. Тогда слушайте.

Международную ситуацию Победоносцев изложил сжато и просто.

В Европе запахло порохом. Германия вновь готовится напасть на Францию, не добитую во Франкопрусской войне двадцатилетней давности. Крупнейшие европейские державы. Италия и Австро-Венгрия, образовали вместе с Германией тройственный союз, Великобритания держит нейтралитет, фактически выгодный тевтонам. Франция же, развиваясь экономически, в военном отношении сегодня слаба. В поисках союзника и гаранта своей безопасности она обращает взгляд на Россию.

— Нам, в свою очередь, союз с Францией нужен, — неторопливо говорил Победоносцев, протирая очки бархатной тряпочкой. — Не буду говорить о политических выгодах, это тема долгая. Скажу об экономике. Французские банки трещат от денег, а нам их остро не хватает. Например, для строительства Транссибирской магистрали требуются многомиллионные вложения, но внутри страны свободных денег в таком объёме нет. Та же самая причина сдерживает развитие военно-морского флота и других отраслей.

— А Франция, значит…

— Совершенно верно. В обмен на заключение союзнического договора она готова предоставить нам крупные займы. Собственно, первые кредиты мы получили ещё четыре года назад, но это лишь начало. Сегодня обе державы готовы идти дальше и скрепить отношения документально.

— Сложно будет, Константин Петрович, — заметил Сергей, с интересом слушавший Победоносцева.

— Почему вы так решили?

— Да ведь Франция республика, а Россия монархия. Поддержит ли народ и общество такой союз, — это вопрос. Поди объясни каждому про выгоды и кредиты. Я уж молчу, что у нас Крымскую войну ещё не забыли. (Победоносцев медленно, словно нехотя кивнул.) А французы? Думаете, не помнят, как мы Наполеона расчихвостили и Париж взяли? Сомневаюсь я… Ну, как такое друг другу простить? На это века нужны.

Узкие губы Победоносцева тронула улыбка, хотя глаза оставались вполне серьёзными.

— Всё верно, Сергей Васильевич. И всё непросто. И если при всех обстоятельствах государь готов заключить с Францией договор, то лишь в силу крайней необходимости. Случись война, мы будем не одиноки, как в Крымскую кампанию. Я уже не говорю про экономическую пользу от будущего союза… Но!

Обер-прокурор подался вперёд, сухие тонкие пальцы сильно сжали ручку кресла.

— Именно для того, чтобы не дразнить общественное мнение обеих стран, договор готовится в полной