Елена Арсеньева - Школа гетер Страница 5

Море величаво катило свои волны от самого горизонта, но было пустынным. Ни одного паруса…

Сколько уж раз напрасно ждала на скалах Доркион, и сколько раз еще ей придется прибегать сюда и всматриваться в пустынный, пронизанный соленым ветром горизонт? Когда, ну когда же появится вдали отцовская пентеконтера?..

Время идет, Доркион растет… Наверное, она и впрямь хорошеет, если все чаще ловит на себе горячие взоры мужчин. Да, Агазон не просто так назвал ее красавицей! У него острый глаз… неужто он присмотрел сироту себе в невестки? А что? Доркион недавно исполнилось пятнадцать, а Орестесу — шестнадцать. Конечно, он только вошел в возраст эфеба, но простые люди на маленьких островах взрослеют рано, им не до тех правил, по которым живут в городах! Шестнадцать лет — самое время жениться. Наверное, Агазон думает, что бедная сиротка Доркион с восторгом войдет в семью эполоя, который всегда был добр к ней. Агазон добр, это правда, но Орестес… Что это за муж, который беспрестанно колотит жену?! А может быть, он тоже подобреет?

Доркион мечтательно улыбнулась, глядя в густую синеву морских волн. У Орестеса такие же глаза! Все жители Икарии светловолосы и светлоглазы, но у нее, Доркион, глаза серые, словно волны в ненастную погоду, а из глаз Орестеса так и льется радостное, пронизанное солнцем, синее сияние. Волосы его — ну чистое руно, которое некогда привез Язон из Колхиды! Пепельноволосая Доркион втихомолку завидовала этим мягким золотым кудрям и жалела, что Орестес так редко дает себе труд вымыть голову. А она чуть не каждый теплый, погожий вечер купалась в ручье — в одной тайной заводи, которую мало кто знал.

Это было такое наслажденье — сбросить изношенный хитон и вбежать в прохладную воду, мягкую, словно та прозрачная киосская ткань, о которой отец рассказывал Филомеле в свой прошлый приезд! Он говорил, что флейтистки и танцовщицы в Афинах носят одежды из ткани, которая почти незаметна глазам: не сразу поймешь, одеты они или наги. Вот так же — одетой и в то же время нагой — чувствовала себя и Доркион, когда вода омывала ее тело. Она ощущала себя в воде счастливой и свободной. Чтобы продлить это восхитительное ощущение, она погружалась на дно и сидела там (с каждым разом все дольше и дольше) до тех пор, пока грудь не начинала разрываться от недостатка воздуха. Тогда она выныривала, глубоко вздыхала и опасливо озиралась: иногда казалось, будто чьи-то глаза следят за ней из зарослей. Доркион уже оставила в прошлом детские страхи: она никогда не встречала на маленькой Икарии ни одного из похотливых сатиров, которые любят подглядывать за девицами, а потом совращать их, и была уверена, что ей лишь чудится чей-то взгляд. Но сейчас она вдруг подумала: а что, если за ней подсматривал Орестес?..

Еще утром такая мысль возмутила бы ее, но сейчас, после того, как Агазон назвал ее красавицей и посоветовал сыну приглядеться к ней внимательней, Доркион мечтательно и томно улыбнулась. На миг вспомнилось, как однажды лунной ночью, еще когда на Икарии был отец, Доркион вдруг услышала протяжные стоны. Она подняла голову со своей постели и увидела нагие тела отца и Филомелы, сплетенные в жарком объятии и ритмично вздрагивающие…

Это то, что делают мужчины с женщинами на ложе, то, на что вдохновляет их необоримый Эрос. Доркион представила губы Орестеса на своих губах, его грудь, прижавшуюся к ее груди, и его чресла, влившиеся в ее чресла. И тихо ахнула от мучительной истомы, которая вдруг охватила тело.

И тут же нахмурилась и взмахнула руками, словно отгоняя наваждение: нет, нет!

Эрос погубил Филомелу… Погубил потому, что она стояла на пути Доркион. «Что предназначено, то и сбудется, а все, что может помешать исполнению жребия, будет сметено с пути человека, даже если он обольется слезами и проклянет неумолимых богов», — сказала женщина, которая некогда встретилась Доркион у источника Афродиты. Может быть, это и впрямь была сама Афродита?.. Так или иначе, к ее словам следует прислушаться. Разве Доркион хочет, чтобы неумолимый жребий, данный ей судьбовершительницей Лахезис, погубил и Орестеса? Нет… Они не суждены друг другу, как бы этого ни хотелось Агазону и какие бы сладостные грезы ни захватили вдруг Доркион в свой мимолетный плен.

Улыбка сошла с ее лица, а на глаза набежали слезы. Доркион сердито тряхнула головой и вновь уставилась в морскую даль, уверяя себя, что это, конечно, ветер режет глаза, что она вовсе не плачет, горюя о прошлом, жалея настоящее и тоскуя о будущем.

И в этот миг некая темная точка показалась на горизонте!

У Доркион дрогнуло сердце от волнения, и она принялась карабкаться на скалу, еще более высокую, чем та, на которой стояла.

И вот она уже балансирует на крутом выступе, страстно всматриваясь в даль.

Не обмануло ли ее зрение? Не померещилось ли ей то, чего на самом деле нет, но о чем она так давно мечтает?

Ах, нет… Видение быстро приближалось, и вскоре стало ясно, что это не призрак, возникший в причудливых туманных струях: к берегу шел корабль.

Это галера! Пентеконтера!

Это возвращался Леодор.

Доркион в тревоге стиснула руки:

— О Афродита, смилуйся надо мной!

И послышалось, будто из минувшего долетел до нее милый голос незнакомки, явившейся когда-то у источника: «Еще больше тебе понравится Коринф, ведь там воздвигнут великолепный храм Афродиты, в котором ты будешь служить!»

И, несмотря на волнение и тревогу, Доркион затрепетала в блаженном и нетерпеливом ожидании будущего.

Пентеконтера между тем приближалась.

Доркион всматривалась в корабль так напряженно, что слезились глаза. Вот она уже могла различить фигуры гребцов, которые ритмично сгибались и разгибались, взрезая веслами морскую гладь и гоня галеру вперед. Где-то среди них отец! А может быть, за эти годы он получил повышение в чине и теперь стал надсмотрщиком за гребцами — келевстом? Келевст руководит теми, кто сидит на веслах, с помощью искусного флейтиста, который своей игрой задает ритм гребли… А что, если Леодор теперь кибернет — рулевой? Может быть, это отец стоит на высоком мостике и направляет галеру в Икарию?!

Мечты, мечты кружили голову Доркион…

Гребцы подняли весла и укрепили их в стойках. С бортов полетели якоря, а потом спустили лодку. Так всегда бывало — суда не могли подойти вплотную к берегу.

Надо поспешить в селение, ведь отец первым делом будет искать ее дома!

Доркион сползла с высокого откоса, выскочила на тропинку — и с разбегу налетела на какого-то человека.

Орестес?! Что он тут делает?!

Но юноша опередил ее с вопросом.

— Что ты тут делаешь? — хмуро буркнул он. — Отец послал меня искать тебя.