Сергей Жук - За Уральским Камнем Страница 5

7

На медведя вызвались пойти пять вогулов из ямщиков, три стрельца и наши герои Юрий Шатров-Лугуев и князь Василий Шорин. Все как один люди бывалые, и встреча с медведем ни для кого не была впервые. Вогулы вооружились копьями и ножами. Ножи были изготовлены из обломков сабельных клинков еще кучумовских времен и вызывали уважение, несмотря на внешний вид. Сталь, выкованная в Бухаре или Персии, до сих пор была тверда и остра как бритва. Русские вооружились ружьями для огненного боя, а у Шорина из-за пояса торчали еще два пистолета. Взяли с собой и собак.

Правда, то были просто сторожевые псы с ямщицкого двора, но зато отличались силой и беспредельной отвагой. Сибирские собаки, практически все, прекрасно ходили в упряжке и в тайге были просто незаменимы для перевозки поклаж и грузов, хотя местные таежные жители иногда предпочитали оленей. В общем, справедливости ради скажем, что и собаки и олени в условиях тайги прекрасно справлялись с этой задачей. Предпочтение отдавалось в зависимости от состояния снежного наста и наличия кормов для животных. Русские первопроходцы окрестили их северными остроухими собаками. Они делились по характеру использования на три группы: ездовые, оленегонные и охотничьи, но четкого различия среди них не было. Потомки таежного волка, тундрового писца, лисицы, они много веков служили людям Сибири, подвергаясь только естественному отбору и довольно часто подмешивая кровь диких животных, чему люди не препятствовали, а, наоборот, содействовали.

Вышли утром. Стоял март. Шли на лыжах. Южными склонами по насту шли ходко накатом, в оврагах, на северных склонах приходилось тропить лыжню и, чтобы не сбавлять темпа, тропили по очереди, меняя друг друга, по команде Шорина. Здоровые, крепкие мужчины Юрий и Василий наслаждались движением и предчувствием охоты на медведя. Вогулы, напротив, были спокойны и безразличны. Для жителей тайги это было привычное с детства занятие, самое обычное для мужчин. Тишину нарушали лишь редкие фразы, скрип снега, хлопанье крыльев взлетающих из снега куропаток да треск сухих сучьев.

Вот и берлога. Охотники остановились метрах в пятидесяти, успокаивая дыхание и оглядывая внимательно окрестности. Все молчали, ожидая приказов князя. Даже собаки улеглись спокойно в снег, не чуя зверя.

Тишину нарушил первым князь, отдав команды почти шепотом:

— Стойте здесь. Собак не кормить. Я пойду и посмотрю поближе.

Берлога располагалась на северном склоне небольшой горы, сплошь поросшем елями. Несколько больших старух-деревьев были повалены ветром, видимо, осенью, так как хвоя не успела осыпаться. Теперь на этом месте образовался большой сугроб. Где-то под снегом, еловыми ветками, стволом старого дерева сейчас крепко спал медведь. Накопив в сытный год жиру, найдя подходящее сухое место, в ноябре мишка завалился спать. И проспал бы до апреля, до черемши, если бы, на его беду, не явились люди.

Василий берлогу определил сразу. Место, где лежал под глубоким сугробом медведь, выдавало небольшое отверстие, через которое предательски шел еле заметный пар от дыхания и тепловыделения мощного зверя.

Стрельцов во главе с Лугуевым Шорин поставил в двадцати шагах от берлоги. Те, зарядив ружья, установили их на рогатки и стояли в ожидании зверя. Вогулы, освободив собак из упряжки, пустили их на берлогу, а сами с копьями в руках сгрудились чуть в стороне от стрельцов. Шорин, вооружившись длинной жердиной, стал поднимать медведя. Натравливая собак, которые и без того носились с остервенелым лаем вокруг берлоги, пытаясь пробиться сквозь наст, князь без жалости всаживал острый конец жердины туда, где по его предположению должен был находиться медведь.

Зверь молчал, а у людей и собак ярость и напряжение все возрастали. Князь чувствовал, как жердь пихает что-то мягкое, податливое, и еще безжалостнее всаживал заостренную жердь в снег.

Послышалось тихое злобное рычание, затем, несмотря на то что все находились в ожидании, неожиданно, словно взрыв порохового заряда, вверх взметнулся столб снега. Среди снежного столба появился медведь. Вздыбившись, издав грозный рык, он кинулся в атаку на людей. Страшной силы удар свинца, залпом вылетевший из трех стволов, опрокинул его навзничь. Охотники смотрели на добычу. На их лицах отразилось недовольство. Медведь оказался совсем молодым зверем. Легкая добыча расстроила даже собак, те без энтузиазма трепали медведя, не проявляя должной ярости.

Медведь в последний миг своей жизни приподнял голову и издал жалобный, чуть слышный рев, словно ребенок, зовущий мать. Тут произошло то, что никто не ожидал.

В берлоге была еще старая матерая медведица. Она хотела там отсидеться, но этот предсмертный рев ее потомства прорвал чувство страха и самосохранения. Медведица вышла из берлоги молча, незаметно и пошла на людей.

Те, кто увидел медведицу в тот момент, были поражены. Она неслась быстро, изящно, без видимых усилий. Это был живой таран, и, казалось, ничто не способно ее остановить. Собаки впились ей в зад. Она, не обращая на них внимания, сшибла ударом лапы одного из вогулов, который первым с копьем в руках попытался ее остановить. Ружья были разряжены. Кинув их за ненадобностью, стрельцы бросились врассыпную. Следующим на ее пути оказался Шорин. Выхватив пистолеты, князь выстрелил одновременно с двух рук и тут же, сметенный зверем, улетел в снег, потеряв сознание. Пули угодили медведице в голову. Свинец не пробил крепкую лобовую кость, но оглушенный зверь остановился на какое-то время. Здесь подоспели остальные вогулы и Лугуев. Сибирцы сходу вонзили в медведицу свои небольшие копья, а Юрий мощным ударом сабли снес медведице всю морду. Обливаясь кровью, бессознательно двигаясь, зверь еще долго боролся за жизнь. Сжалившись над зверем, один из стрельцов зарядил ружье и всадил пулю в сердце медведицы. Собаки сразу поняли, что медведица мертва, и, оставив гачи, встали перед ее мордой, настороженно наблюдая.

8

Шорина извлекли на поверхность с большими трудностями. Тот, приняв на себя таранный удар медведицы, отлетел в сторону и угодил в глубокий сугроб, покрывавший толстым слоем сушняк старых, поваленных деревьев. Случись подобное в одиночку, быть ему погребенному заживо.

Князь весь был в ушибах и глубоких царапинах, руки и ноги были целы, но вот в сознание не приходил. Видимо, хорошо стукнулся головой, о чем красноречиво свидетельствовала содранная кожа и солидный кровоподтек на лбу.

— Ничего серьезного, — произнес Шатров-Лугуев после осмотра. — Князь — мужик крепкий, жить будет, но к жилью надо срочно отвести, околеть от холода может, а ямщицкий двор далековато будет.