Михаил Попов - Барбаросса Страница 5

– Спасибо, капитан, вы совершенно меня успокоили.

На лице Пицци появилась восторженная улыбка. Он хотел добавить что-то соответствующее его состоянию, но, не будучи прирожденным оратором, с трудом подбирал слова. С трудом и, главное, долго. Настолько долго, что к нему успел приблизиться лысый боцман и что-то прошептать на ухо. Выражение капитанского лица померкло. Заскучавший было кардинал встревожился:

– Что там у вас?

– Боцман говорит, что «Бирюзовая» отстает.

– Что значит «отстает»? – Его преосвященство нервно покрутился в кресле.

Капитан, ничего не отвечая, бросился на корму. Кардиналу не терпелось самому увидеть, что там происходит, но он не мог как мальчишка бегать взад-вперед по палубе, и ему оставалось одно – нервничать, сидя на месте.

Через несколько минут вернулся смущенный Пицци.

– Так что там? Клянусь ранами святого Себастьяна, вы выведете меня из себя!

– Не думаю, ваше преосвященство, что вам следует расстраиваться. «Бирюзовая» на самом деле отстает, но это ничего не значит.

Кардинал побледнел, хотя казалось, что бледнее уже некуда. Таким образом выражался его священный гнев. Капитан понял, до какой степени им недовольны, и поспешил вычерпать словами возникшее недоразумение:

– Если вы изволите помнить, ваше преосвященство, вечером мы намеревались пристать к берегу в порту Пьомбино. Туда же, вне всякого сомнения, прибудет и «Бирюзовая», так мы договаривались. Мы ведь с самого начала старались не плавать ночью во избежание тех неприятностей, что могут подстерегать нас под покровом темноты.

– Хватит!

Капитан поклонился и стащил с шеи красную тряпку, которая служила одним из признаков его флотского достоинства. Галстук был мокр от пота.

– Но нет все же здесь какого-нибудь умысла, а, капитан? Почему это одна галера плавает медленнее другой?

Пицци несколько раз истово перекрестился.

– Помилуй Бог, какой тут может быть умысел! Я не могу так сразу ответить, почему «Бирюзовая» начала отставать, мы давно не выходили в море вместе с нею. Может статься, днище обросло ракушками или гребцов некоторых сморило солнце, такое случается, и случается часто. Повторяю, вам нечего понапрасну себя мучить сомнениями. Сегодня мы увидимся в Пьомбино и даже хорошо, как следует поужинаем. В тамошней портовой траттории «Синий глухарь» подают такую мальвазию…

– Я бы не волновался, когда бы не этот галиот на горизонте. Не нравится он мне.

Капитан лишь поклонился. Что еще он мог сделать, кроме повторения своих прежних уверений – «Золотая» неприступна.

Натянутое над ахтерпиком полотнище громко хлопнуло, Антонио Колона поморщился от прямого попадания солнечных лучей в лицо. Завтрак не удался. Плавание складывается как-то странно. Настроение отвратительное. Надо отдохнуть.

– Я хочу соснуть.

– Каюта в вашем распоряжении, ваше преосвященство!

Кардинал кисло улыбнулся:

– Разумеется. Я о другом.

– Слушаю.– Взгляд Пицци наполнился угодливым вниманием.

– Я сейчас попытаюсь уснуть.

– Я прикажу, чтобы вас не смели беспокоить.

– Напротив, мне хотелось бы, чтобы меня немедленно побеспокоили, как только на корабле или на море произойдет что-нибудь заслуживающее вниманиям

После этого его преосвященство был препровожден двумя офицерами в капитанскую каюту. Он вполне мог бы передвигаться и самостоятельно, но любил получать все причитающиеся его сану знаки внимания. Кардинал слыл в римском обществе отличным наездником и изощренным фехтовальщиком, пользовался огромным успехом удам, поэтому демонстрация сановной немощи была для него чем-то вроде особого вида развлечения.

Улегшись на спину поверх грубого капитанского одеяла, кардинал довольно долго морщил нос и тихо отфыркивался. Ядовитые корабельные запахи настигли его и здесь. В те времена на морских судах не было ничего похожего на каюты и отхожие места. Если галере не удавалось на ночь пристать к берегу, то все, кто на ней находился, спали на палубе вповалку, причем гребцы оставались при этом прикованными к своим местам на банках. Все это далеко не способствовало сохранению судна в идеально чистом состоянии. Но его преосвященство, даже тревожимый миазмами корабельной атмосферы, размышлял отнюдь не о тяготах, которые приходится испытывать морякам во время их небезопасных плаваний. Он вспоминал последнее заседание папской курии и пытался понять, что значит резкое выступленле архиепископа Беневентского и странное молчание его святейшества. Потом мысль Антонио Колоны унеслась еще дальше, он задался вопросом, что представляет сейчас собою испанская политика, можно ли верить кастильскому королю и как отнесется германский император к высадке испанской пехоты в Лигурийской провинции, если таковая произойдет.

Эти высокородные размышления были внезапно прерваны. И даже не появление чрезмерно услужливого капитана с неприятными известиями было тому причиной. Кардинал сам догадался – что-то неладно. Изменился ритм носового барабана. Он стал заметно чаще. Это могло означать только одно – «Золотая» пытается спастись от кого-то бегством.

От кого!?

Его преосвященство встал.

У дверей каюты раздался стук капитанских каблуков.

– Войдите, Пицци!

Красная физиономия появилась в дверном проеме. Впрочем, при таком освещении она казалась черной, как у магрибского кабила[17]. Только белки глаз посверкивали.

– Вы опять станете говорить, что все в порядке, что нам ничто не угрожает!?

– Точно так, ваше преосвященство. Просто этот галиот, тот, что с самого начала плыл за нами, так вот он стал понемногу приближаться к нам. Просто слегка изменил курс. Шел параллельным курсом, а теперь изменил. Поэтому я так, на всякий случай, велел приналечь на весла.

Кардинал решительно, забыв обо всех своих расслабленных манерах, встал. Болтовня капитана его ничуть не успокоила, и он решил лично посмотреть, что там наверху происходит.

А происходило вот что – примерно в миле справа сзади по борту виднелась небольшая галера с двумя мачтами и двумя рядами весел. Даже с такого расстояния было совершенно очевидно, что корабль этот много меньше «Золотой» и никакой опасности для нее представлять не может.

Словно читая мысли кардинала, капитан, стоявший тут же у борта, сказал:

– Вы посмотрите, у него даже таран не обит железом! И пушек у него нет. Ни одной.

Кардинал и сам пришел к выводу – преследователь, если это вообще преследователь, по внешнему виду на боевой корабль не похож. На палубе народу мало. Не заметно ничего похожего на предабордажную суету.

Но при всем том галиот этот приближается. Дистанция между ним и галерой неуклонно сокращается.