Александр Бушков - Авантюрист Страница 50

Вдыхая слабый приятный запах новехоньких хлопчатобумажных тканей, он миновал столь же бесконечную выставку лент, женских перчаток… Очередной ряд являл глазам богатейший выбор перчаток мужских – вот это уже способно представлять интерес…

Встретившись взглядом с невысоким человеком в мягкой шляпе, Сабинин миновал его. Остановился, присмотрелся… Решительно догнал высокого чернобородого господина в серой визитке, тронул за плечо и склонился к его уху:

– Простите, майн герр, но я определенно видел, как вон тот господин только что вытащил у вас портмоне…

– Который?

– Вон тот, в клетчатом пиджаке…

Чернобородый господин сунул руку в тот карман, где у него лежал кошелек… тут же ее выдернул с оторопелым, злым лицом. Кинулся вслед за неспешно отходившим клетчатым пиджаком, цепко схватил его за плечи и возмущенно завопил:

– Черт знает что такое! Отдайте кошелек, вы, скотина!

Клетчатый пиджак воззрился на него с видом крайнего изумления и совершеннейшей невинности:

– Помилуйте, сударь, что вы такое несете?!

– В правом кармане, – негромко подсказал чернобородому подошедший Сабинин.

И еще один приличного вида господин с закрученными усами, оказавшийся к ним ближе других, поддакнул:

– Вот именно, он ваше портмоне сунул себе в правый карман. Следует немедленно кликнуть полицию, майн герр. Какой пассаж – в столь приличном заведении…

– Выверни карманы, мошенник! – гремел чернобородый.

Субъект атлетического телосложения, он без труда удерживал свою жертву и временами потряхивал ее, как терьер – крысу. Неприличный скандал разгорался неспешно, но неотвратимо, подобно поддерживаемому ветром лесному пожару. Решительно все в радиусе нескольких метров оказались в него вовлечены или по крайней мере стали заинтересованными зрителями, вот и приказчики вытянули шеи, подойдя вплотную к прилавкам, вот из-за занавеси в глубине зала выскочил управляющий, лысый низенький человечек в просторном сюртуке…

– Вы с ума сошли! – отбивался клетчатый пиджак, тщетно пытаясь вырваться из железных объятий.

Чернобородый тем временем ухитрился-таки запустить руку в его правый карман, громко ухнув в несомненном охотничьем азарте, продемонстрировал окружающим в воздетой длани кожаное коричневое портмоне:

– Это мое, господа! Вот и монограмма!

Усатый и еще один доброхот из публики моментально схватили клетчатого за локти, полностью лишив способности к передвижению. Вокруг, как и следовало ожидать, царило общее возмущение, выражавшееся особами обоего пола. Чернобородый, размахивая вновь обретенным достоянием, что-то азартно толковал лысому управляющему, а тот, при виде несомненного морального ущерба своему приличному заведению, трагически воздев руки, отдал ближайшему приказчику какое-то распоряжение.

В завершение всего над кучкой зевак мелькнули петушиные перья на шляпе полицейского, а там показался и второй страж закона. Вокруг Сабинина перешептывались:

– А на вид – человек из общества…

– Маскировка-с, сударыня! Они понаторевшие…

– Какой ужас! Рихард, у меня тоже пропало портмоне…

– Дорогая, вот же оно, ты напрасно паникуешь…

– Когда его наконец уведут?! Теперь здесь и покупки делать страшно, он наверняка не один такой…

На лысого управляющего жалко было смотреть: он, кланяясь во все стороны, прижимая руки к груди, громко уверял, что все страхи напрасны, что в их заведении такое случается в первый и последний раз, что это уникальнейшее стечение обстоятельств, явление некоего выродка…

– Уведите же его, он пугает дам!

– В цепи! Где цепи?!

Окружающая публика, судя по скептическим лицам, плохо воспринимала аргументы управляющего об уникальности данного печального события. Кто-то уже громко делился своими собственными переживаниями после близкого знакомства с искусством карманников, кто-то грозил подать жалобу в ратушу, любопытствующие стекались со всего зала, мирная торговля была на ближайшие полчаса-час нарушена бесповоротно…

Деликатно проталкиваясь сквозь растущую толпу, Сабинин стал пробираться к выходу из зала. Свой гражданский долг он уже выполнил, изобличению преступника помог, так что не следовало доводить свое участие в деле до абсурда, став персонажем полицейского протокола, пусть и в качестве самоотверженного свидетеля…

Коснувшись локтя юного приказчика, взиравшего во все глаза на влекущих незадачливого карманника полицейских, Сабинин спросил строго и внушительно:

– Где у вас телефонный аппарат, юноша?

Лицо у него при этом было строгое, а пальцы теребили лацкан пиджака так, словно вот-вот собирались его отогнуть и явить на свет божий жетон тайной полиции. Желторотый юнец купился на этот тон, суровую физиономию и жест.

– На первом этаже, в отделе готового платья…

– Проводите меня туда, – властно распорядился Сабинин. – Чтобы мне не терять зря времени, объясняясь с приказчиками. Нужно немедленно связаться… – И он умолк с многозначительным видом.

– О да, конечно, герр… инспектор, пойдемте…

…Через три четверти часа он сидел на кожаных подушках извозчичьего экипажа, на некотором отдалении сопровождавшего крытый фиакр, только что имевший честь увезти от «Гранд-отеля» седоусого английского майора. Того самого, что отчего-то отрекался порою от своего подданства, честного имени и воинского чина, причем заходил в своем упорстве настолько далеко, что объявлял себя бельгийским адвокатом с французской фамилией. Сабинин плохо знал англичан, но справедливо предполагал, что гордым бриттам такое поведение, в общем, мало свойственно. Следовательно, выбор гипотез в данном случае небогат: либо господин с орденской розеткой страдает неким умственным заболеванием, побуждающим выкидывать подобные кунштюки, либо, что гораздо вернее, он совершенно нормален и все не так безобидно…

Когда фиакр свернул на знакомую улочку, Сабинин уже не сомневался, что он направляется к пансионату «Идиллия». Его догадка очень быстро подтвердилась: он издали заметил две фигуры, прохаживавшиеся у входа в пансионат. Лошадиная Рожа и заграничный бомбист Джузеппе, на сей раз в безукоризненной запасной манишке, с саквояжем в руке.

Оба тут же уселись в фиакр, и он тронулся с быстротой, показывавшей, что возница извещен о маршруте заранее.

Минут через двадцать фиакр свернул на улицу Меттерниха и поехал значительно медленнее, держась у тротуара. Наконец остановился, все трое вышли – итальянец так и не расстался с саквояжем – и скрылись в воротах.

После коротких колебаний Сабинин решился. Троица вела себя так, словно слежки не опасалась ничуть, привыкла к ее отсутствию, а это давало шансы. Куда бы они ни собрались, рассчитывают пробыть там недолго – иначе почему не отпустили фиакр? – но рискнуть все же придется, если хочешь понять что-то в мрачной интриге, захватившей тебя помимо твоего желания…