Бен Кейн - Дорога в Рим Страница 50

Носорог шагнул к жертве — однако передние ноги дрогнули и подогнулись, тут же отказали задние, и огромная туша со стоном рухнула на арену. Изо рта хлынул поток розоватой крови, из копейной раны тоже лилась кровь; по алому цвету Ромул понял, что угодил в главную артерию — неведомо как. Его переполнила благодарность: Петроний отомщен и залп лучников, который наверняка последует сразу же, не изменит главного: в Элизиум Ромул войдет с высоко поднятой головой и ему будет чем гордиться даже рядом с такими героями, как Петроний и Бренн.

Носорог повел ногами, и юноша вновь вернулся к действительности. Туша, сотрясаемая дрожью, несколько раздернулась, увенчанная рогом голова бессильно упала на песок и наконец застыла без движения.

Огромный амфитеатр мгновенно затих, словно на него набросили плотное покрывало.

Ромул обвел глазами потрясенные лица зрителей, не веривших собственным глазам. Безоружный воин выстоял в схватке с опаснейшим чудищем — такого Рим еще не видывал.

Кто-то хлопнул в ладоши — раз, другой, третий. Остальная публика, разглядев аплодирующего, торопливо присоединилась, послышались одобрительные возгласы и радостные крики. Толпа, минуту назад осыпавшая Ромула насмешками, теперь приветствовала его как победителя — от такого лицемерия юношу чуть не передернуло.

Подняв взгляд выше, он увидел, что первым зааплодировал сам Цезарь. В глазах защипало. Хоть один зритель оценил его храбрость… Петрония этим не вернешь, но мысль о том, что его заметили, давала хоть какое-то облегчение.

— Кто он? — крикнул Цезарь. — Привести его ко мне, немедленно!

Распорядитель суетливо подскочил к Мемору и что-то зашептал ему на ухо. Лицо ланисты, искаженное бессильной яростью, вмиг переменилось; он рысцой побежал к ближайшей лестнице, ведущей вниз. Громовые аплодисменты все не смолкали, и Ромул ухватился за случай почтить память Петрония. С Бренном ему такого не удалось — и вина за это угнетала Ромула все последние годы. Повернувшись спиной к ложе Цезаря, он опустился на колени рядом с телом и пожал окровавленную ладонь ветерана.

— Спасибо, друг, — шепнул он, вспомнив Бренна, чье тело наверняка склевали стервятники. — Я попрошу, чтобы тебя погребли как подобает. Ступай с миром.

По лицу Ромула катились слезы, он осторожно протянул руку и закрыл безжизненные глаза ветерана.

Когда он встал, в грудь ему уперлись копья: его окружили четверо стражников во главе с ланистой. В глазах копейщиков читалось невольное восхищение, и лишь Мемор глядел как удав, у которого отняли добычу. Правда, Ромула настрой ланисты уже не волновал: в дело вмешались куда более могущественные силы, Мемор над ним не властен.

Зажав юношу в сомкнутый строй, четверка провела его под сиденьями, мимо клеток и дальше к зрительской трибуне, где Ромул никогда не бывал. Впитывать новые ощущения, правда, не оставалось сил: голова кружилась, смерть Петрония и победа над монстром поглотили все мысли.

Попав после темных переходов на яркое солнце, Ромул сощурился. Богатую ложу заполняли легионеры, сенаторы и высокопоставленные военные. Во взглядах читались одновременно уважение к нему, изумление и страх, кое у кого смешанные с отвращением, а то и с завистью.

Ромула поставили перед Цезарем, и сердце его дрогнуло от благоговейного трепета: служа в Двадцать восьмом легионе, он не раз видел командующего, но сейчас впервые подошел к нему так близко. Уже немолодой, с редкой седой шевелюрой, Цезарь не обладал яркой внешностью, однако уверенность и привычка повелевать делали его заметным в любой толпе.

Ромул низко склонился перед диктатором.

— Уйдите, — кивнул тот стражникам и уставил палец в грудь Мемора: — Ты останься.

Отвешивая на ходу поклоны, стражники поспешно исчезли с глаз.

— Этого раба сделали ноксием и отправили на смерть за то, что он незаконно вступил в легион. Так?

— В точности так.

Цезарь нахмурился.

— А второй кто?

— Его друг. Пытался его защитить, когда все открылось.

— Мне сказали, что этим рабом ты когда-то владел. Это правда?

— Правда. Я купил его совсем мальчишкой, выучил сражаться, сделал секутором, — елейным голосом затянул ланиста. — А он сбежал. Восемь лет назад убил нобиля и сбежал.

Цезарь взглянул на юношу.

— Два тяжких обвинения, — тихо проговорил он.

— Я не убивал нобиля, — возразил Ромул. Терять ему все равно было нечего.

— Да он тут понарасскажет! — встрял Мемор.

— Молчать! — Цезарь, которого ланиста явно раздражал, обернулся к Ромулу. — Если не ты убил, то кто?

— Мой друг.

— Тот, что на арене?

— Нет. Другой, этруск.

— Где он?

— Не знаю. В Александрии его ранило камнем из египетской пращи, и он исчез. — Ромул перехватил удивленный взгляд Цезаря и добавил: — В Двадцать восьмой нас обоих загнали силой.

По губам Цезаря скользнула улыбка.

— И тебе не оставалось выбора?

— Именно так.

— Значит, ты невиновен? Как и все преступники?

Среди легионеров раздались смешки.

— Я виновен лишь в одном, — выпалил Ромул, не в силах таиться дальше.

— В чем?

— Когда мы с другом сбежали из лудуса, то вступили наемниками в армию Красса. Сказали, что мы из галльского племени.

— Небылицы растут на глазах, — усмехнулся Цезарь и вдруг, заметив дернувшееся лицо Мемора, гневно повернулся к ланисте: — Говори!

— Ходили такие слухи, господин, — неохотно подтвердил тот. — После Карр я этого ублюдка и не надеялся увидеть живьем.

— Таких ублюдков, способных в одиночку убить носорога, еще поискать, — процедил Цезарь, вновь обернулся к Ромулу. — Значит, тебя с другими пленниками угнали в Маргиану?

— Да. За полторы тысячи миль от Селевкии, на край света, — ответил Ромул, глядя в глаза Цезарю. — Мы называли себя Забытым легионом.

Цезарь едва заметно кивнул.

— Однако ты сумел сбежать. Молодец. Один?

— С другом. С тем самым, который убил нобиля. — Ромул решил, что пора связать историю воедино, не век же испытывать терпение Цезаря. — Мы добрались до Барбарикума и оттуда поплыли в Египет, но у эфиопского берега корабль разбило. Мы выжили, боги нас не оставили. Нас нанял бестиарий, с ним мы дошли до Александрии.

— Где вступили в Двадцать восьмой легион.

Ромул кивнул.

— Из всех небылиц, что я слыхал, твоя лучшая, — бросил Цезарь, и среди свиты пробежал хохоток, напомнив Ромулу, что его судьба висит на волоске. Однако следующий ход Цезаря изумил юношу донельзя.

— Лонгин! — позвал командующий. — Ты здесь?

Седой военный в криво накинутой тоге выступил вперед.