Дмитрий Дашко - Лейб-гвардии майор Страница 51

Господа офицеры вновь схватились за животы от смеха.

– Фон Гофен, вас долго не было, и о новом указе касательно сроков службы вы наверняка не слышали, – перешел на серьезную тему Огрызков.

– Не слышал. А о чем он? – спросил я.

Оказывается, за время моего отсутствия был оглашен указ, согласно которому срок военной службы для дворян ограничивался двадцатью пятью годами.

– Господа, смотрите, какая интересная куртина получается, – вдруг радостно возопил прапорщик Горбатов. – По всему выходит, что я таперича совсем могу от службы в абшид уйти.

– Ты чего ерунду порешь, Михайла? – разозлился Петельчиц, раскуривавший возле очага трубку. – Какой тебе, сосунку, может абшид выйти? Тебе ж еще и тридцати годов нет.

– Так я ж с малолетства на службу записан, – пояснил прапорщик. – Я ж только народился, а меня батюшка уже в Семеновский полковой список внесли рядовым. Отличился мой папенька перед императором, за то ему и честь такую оказали. Вот и выходит, что к сегодняшнему дню служба моя составила без малого двадцать и семь лет. Срок свой я выслужил, могу в отставку податься.

На лице Горбатова появилась дебильная улыбка.

– Как же так?! – вскипел один из офицеров. – Мне, по всему выходит, еще лет пятнадцать артикулы выкидывать да экзерциции солдатам проводить, а тут какая-то сопля, пороху не нюхавшая, уже полный резон имеет в отставку выйти! Несправедливо это, господа.

– Верно, – поддержал коллегу Петельчиц. – Думаю, матушка императрица скоро разберется, что в указе не все ладно, а ты, Мишка, – ротный погрозил кулаком Горбатову, – коли без стыда и совести поступить решишься, мигом узнаешь, где раки зимуют.

Стушевавшийся прапорщик, который и без того не пользовался в полку популярностью, замолчал, но я видел, что мысль уйти в отставку прочно засела у него в голове. Что поделать, жизнь часто благоволит к дуракам и сволочи, а Горбатов одновременно относился и к тем и к другим.

В дверь осторожно протиснулся пожилой писарь с коротко остриженными седыми волосами. Увидев офицерское сборище, он нерешительно замер на пороге.

– Чего тебе надобно? – деловито осведомился Петельчиц, давно уже признанный всеми обер-офицерами за старшего благодаря уму и воспитанию.

– Мне бы господина поручика фон Гофена, вашблагородь, – помявшись, сообщил писарь. – Тута ли он?

– Говори смело, я фон Гофен, – сказал я, продолжая восседать на подоконнике.

– Вас к себе их высокородие подполковник Бирон спрашивают. Велели разыскать и передать, чтобы явились к нему немедля.

– Ступай. Сейчас буду.

Я спрыгнул на пол и, извинившись перед офицерским обществом, пошел к кабинету командира полка.

Интересно, что Бирону от меня понадобилось?

Подполковник сидел в одиночестве и время от времени, макая гусиным пером в чернильницу, что-то писал. Я поздоровался и встал навытяжку.

– Проходите, барон. Пришли бумаги о вашем новом назначении.

– Меня что, опять куда-то посылают? – расстроился я.

– С чего вы так решили? – изумился Бирон. – Думаете, я бы отпустил вас? Нет, просто императрица подписала указ о перемене чинов. С этого дня вы будете полковым адъютантом, вот и всего.

– А прежний адъютант, Василий Александрович… С ним-то что?

– Нащокин пожалован в чин капитан-поручика и приставлен к третьей роте заместо Басмецова.

Я вспомнил прежнего ротного, которого по приказу Ушакова специально свел с подозрительным ростовщиком-итальянцем Пандульфи. Видимо, Басмецов нарочно отстранен от командования ротой и по-прежнему вовлечен в только одному генерал-аншефу ведомую шпионскую игру.

– А вы, барон, теперь будете беспрерывно состоять при моей особе, – доверительно произнес Бирон. – И мы с вами хорошенько подумаем, как претворить то, о чем раньше вели нашу беседу.

Он с торжественным видом достал из шкафа и бросил на стол мои альбомы. Получается, зря я на него наговаривал.

Глава 19

Не скажу, чтобы новое назначение сильно меня обрадовало. Все-таки должность канцелярская, а быть штабной крысой не комильфо. Я должен постоянно находиться при командире, а во время учений и битв работать «связистом»: передавать приказы подполковника или майоров. Такой вот «беспроволочный» телеграф. Бирон, догадавшись о мучивших меня сомнениях, быстро их развеял:

– Барон, у меня много офицеров, которые умеют командовать, но куда меньше тех, кто способен думать. Ваша светлая голова принесет куда больше пользы, если вы будете рядом со мной.

– А как же Миних? Нам по-прежнему придется согласовывать с фельдмаршалом каждый чих?

– Сразу с двумя фельдмаршалами, – пояснил Бирон. – И с Минихом, и с Ласси. Они прибыли в Петербург для обсуждения плана войны на следующий год. Императрица недовольна большими потерями в армии и изволит гневаться: от голода и болезней мы потеряли около тридцати тысяч человек, в то время как убитыми в бою в пятнадцать раз меньше. Миних даже прислал челобитную об отставке, просит поставить во главе армии фельдмаршала Ласси.

– Неудивительно при таком раскладе. А что Ласси, согласился взять командование на себя?

– Если бы, – фыркнул Бирон. – Ласси тоже отправил императрице прошение, чтобы его отстранили от должности и перевели в Ригу. Пишет, что уже четыре года не бывал в своем доме и не видел семьи. Императрица посчитала поступок полководцев оскорбительным и дала отказ. Так что все остались на своих местах. Правда, Анна Иоанновна подумывает о заключении мира. Я слышал об этом от Остермана.

Я попросил у подполковника немного времени на раздумья. Бирон отпустил меня со службы, велев с завтрашнего утра прибыть к нему в штаб.

Дома я напился горячего кофе, завалился на кровать и стал размышлять. Под барабанящий дождь думалось хорошо.

В печке потрескивали дрова, я глядел на пляшущие огоньки и представлял, что вижу в пламени настоящее сражение, в котором сошлись две грозных силы. Стреляли пушки и ружья, клубился дым, стелясь по земле, со свистом летели ядра и пули, шли в штыковую атаку солдаты, взрывались и лопались на осколки гранаты, рубились всадники, падали продырявленные знамена, текли реки крови. А что потом? Зола, пепел…

Первоначальный замысел войны заключался в возвращении России Азова, некогда потерянного Петром Первым в результате неудачного Прутского похода. Тогда туркам удалось окружить русскую армию. По легенде, чтобы выторговать мир и спасти мужа и войска, жена Петра – Екатерина – продала все свои украшения и подкупила турецких военачальников.

Нынче все по-другому. Цель достигнута, Азов наш. Стоит лезть дальше? Из истории я помню, что Крым удалось завоевать лишь при Екатерине Второй. Выходит, кампания обречена на неудачу. Обидно знать об этом и не иметь возможности рассказать тем, кто может вмешаться в ход событий. Да уж, Нострадамус недоделанный.