Фредерик Марриет - Приключение собаки Страница 51

С большим трудом добрел он до дома Могги, жившей неподалеку. Могги была дома и страшно удивилась, увидав его в таком виде; она сейчас же послала за врачом, который сделал перевязку и прописал строжайший отдых и спокойствие больному, найдя его состояние довольно серьезным. После его ухода Костлявый рассказал о всем Могги, которая сначала стала его уговаривать остаться у нее, но Костлявый хотел непременно вернуться на «Юнгфрау», чтобы напугать до полусмерти своим появлением Ванслиперкена, причем Могги предложила ему показаться на глаза командиру не раньше, чем судно выйдет в открытое море, а еще лучше, когда придут в Амстердам. Могги бралась устроить все и сама немедленно отправилась на «Юнгфрау», уложив беднягу в свою постель.

Прошло уже два часа с того времени, как лейтенант вернулся на судно и заперся в своей каюте, но на палубе не тушили огней, и капрал с тревогой ожидал возвращения Костлявого, когда явилась Могги и сообщила капралу, Шорту и Коблю о случившемся и о том, что предполагалось устроить. Все, конечно, согласились с ее планом, и Могги собиралась уже отправиться обратно на берег, когда Ванслиперкен, мучимый угрызениями совести и старавшийся утопить свою совесть в настойке, услыхав женский голос, вышел на палубу.

— Кто эта женщина? — грозно спросил он.

— Эта женщина Могги Салисбюри! — ответила сама Могги, идя прямо на него.

— Ведь я же приказал никогда не пускать ее на судно!

— Да! — ответил Шорт.

— Так как же вы себе позволили?..

— Я явилась без позволения, — проговорила Могги, — я пришла сюда с поручением!

— С поручением — к кому?

— К вам! От Лазаруса. Хотите вы выслушать меня или передать его мистеру Шорту?

— Тише, тише, голубушка! — заволновался Ванслиперкен. — Пойдемте вниз!

— Хм, — сказал, посмотрев им вслед, Кобль, — тут что-то неладное; она из него просто веревки вьет!

Между тем, в сущности, у Могги не было никакого поручения, и ей пришлось придумать, что Ванслиперкену приказано принять без рассуждения в качестве пассажира лицо, которое, быть может, явится к нему на судно переодетым, хотя бы он даже и узнал, что это лицо не то, за кого он себя выдает, — не то…

— Не то? — переспросил Ванслиперкен.

— Вас вздернут на виселицу! — досказала Могги, уходя и затворяя за собой дверь.

— Если меня, то и других, не все ли равно? — проговорил Ванслиперкен и, выпив еще настойки, одетый упал на кровать, бормоча сквозь сон, что Костлявый, наконец, все-таки убит.

Могги, вернувшись к себе, застала своего больного тоже крепко спящим и не стала его тревожить, а только часов около четырех утра разбудила его, осторожно довезла до пристани, усадила в лодку, и когда лодка подошла к куттеру, на котором ожидали их прибытия, осторожно высадила его. Там больного уложили в заранее приготовленную для него постель, а Могги поспешно вернулась на берег. Ванслиперкен находился в совершенно бесчувственном состоянии от сильного опьянения, а на рассвете капрал с трудом разбудил его, когда судно должно было сняться с якоря.

— Костлявый не вернулся, сэр! — доложил капрал.

— Полагаю, что он дезертировал, этот негодяй; все время ожидал от него этого! Во всяком случае это не большая потеря, лентяй и негодяй, больше ничего! — сказал лейтенант и вышел на палубу в сопровождении бесхвостого Снарлейиоу.

ГЛАВА XXXIX. Страшное привидение и нечистая совесть

В продолжение первых двух дней пути Ванслиперкен почти не выходил из своей каюты; его почти постоянно преследовали сцены, виденные им в доме матери: кровь, безжизненный труп бедного юноши, окровавленный молот. Но как только взгляд лейтенанта встречал обрубленный остаток хвоста своей любимицы, эти ужасные воспоминания уже не пугали, а почти радовали его. По ночам его тоже временами пугали страшные видения, но все это было ничто в сравнении с тем, что его ожидало впереди.

На третьи сутки поутру к нему вошел капрал с перепуганным и растерянным лицом.

— Мингер, весь экипаж находится в волнении, готовится общее возмущение! — начал он.

— Возмущение! Почему? Что такое случилось?

— Люди говорят, что видели вчера дух Костлявого у бугшприта, с большою раной на голове и с окровавленным лицом, и он сказал Шорту, что вы дали деньги какой-то старой женщине, которая молотом убила его!

Теперь уже Ванслиперкен не сомневался, что экипажу было какое-нибудь сверхъестественное видение. Колени у него задрожали, и он почувствовал, что ему делается дурно.

— Ах, Боже, Боже! Капрал, мне дурно… воды… Бога ради, дайте воды!.. Я — великий грешник… Да, да! — и он рукой сделал знак, что желает остаться один.

— Нет, все это ложь! Чистая ложь! — воскликнул он, выпив большой стакан настойки для подкрепления сил.

— Да и что мне за дело, не я его убил! — утешал себя Ванслиперкен.

Под вечер лейтенант вышел наверх; погода стояла тихая, прекрасная. Было начало июня, и Ванслиперкен в глубоком раздумье расхаживал по палубе. Солнце уже село, матросы группами стояли на баке, перешептываясь между собой. Ванслиперкен временами тревожно поглядывал на них. Вдруг впереди раздался громкий крик; все матросы разом устремились к корме. У лейтенанта замерло сердце; он подумал, что они восстали и хотят схватить его, но нет, — они одни за другими миновали его, восклицая:

— Господи Боже мой! Боже, милостив буди к нам!

— Ah mein Gott! — вскрикнул Янсен и с разбега наткнулся на лейтенанта, опрокинув его.

— Что? Что такое случилось? — спрашивал Ванслиперкен, поднимаясь на ноги.

— Смотрите, сэр! Видите его? — сказал Кобль задыхающимся голосом, указывая на Костлявого, казавшегося настоящим привидением при бледном свете луны. На голове у него не было повязки; лицо было бледно и измучено, а в руках он держал молот. Он медленно подвигался вперед. Ванслиперкен попытался было бежать, но колени подкашивались под ним, и громко вскрикнув, он упал на палубу лицом вниз.

Прошло несколько минут; он не шевелился. Тогда его подняли и увидели, что он был в глубоком обмороке. Его снесли в каюту и уложили в постель. Этот испуг произвел на Ванслиперкена потрясающее действие: его и без того уже возбужденный потреблением спирта мозг не выдержал; с лейтенантом стали делаться судороги, продолжавшиеся почти до утра, после чего он снова впал в забытье. Проснувшись поутру, он почувствовал себя чрезвычайно слабым и не мог дать себе отчета в случившемся. Когда к нему явился капрал ван-Спиттер, он стал расспрашивать его, что с ним было, и тот напомнил ему о привидении Костлявого.

— Да, да! Теперь я помню! — сказал Ванслиперкен и снова откинулся на подушки, закрыв глаза.