Бен Кейн - Ганнибал. Кровавые поля Страница 51

– Я знаю.

Чтобы не позволить страху окончательно им овладеть, Квинт стал смотреть на землю, выверяя каждый шаг. Они были обречены, но это позволяло ему чем-то себя занять. Куда лучше, чем размышлять о том, что он погибнет в первом же сражении, в котором принял участие как велит. Левой, правой. Левой, правой. Четыре шага. Левой, правой. Левой, правой. Восемь шагов. Квинта била отчаянная дрожь. Да, такое отступление намного хуже, чем бегство верхом на лошади.

Но они сделали пятьдесят шагов и продолжали двигаться. Потом Квинт насчитал сто. Мышцы ног у него горели от усталости, и тащить Рутила, чья хромота усиливалась, становилось все труднее. Квинт не знал, как долго сможет идти дальше. Камни из пращей продолжали падать вокруг них, ударяясь о его щит. Пройдет совсем немного времени, и очередной удар окажется смертельным.

– Смотри, – простонал Рутил.

Квинт поднял голову и заморгал. Из тумана выходила основная колонна. Там, в первой шеренге, Квинт разглядел Коракса. Центурион отдавал приказы, а его люди перестраивались в боевой порядок. Квинта охватили радость и облегчение. Он видел, что пращники перестали метать камни в велитов, и стал уходить вправо от марширующих легионеров. Если б они устремились влево, их могли бы столкнуть в озеро.

– Шевели ногами, или мы окажемся у них на пути!

Рутил напряг последние силы.

– Им нужно поскорее занять позиции, иначе фаланги их с легкостью разобьют.

– У них еще будет время. Копейщики врага стоят на месте. Они не станут терять преимущество в высоте, – возразил Квинт.

Прежде чем Рутил успел ответить, воздух наполнился новыми неземными звуками.

Парр-парр-парр. Зззеррп. Парр-парр-парр. Зззеррп. Бууууууу.

И тысячи голосов начали скандировать. Очевидно, солдаты стучали оружием по щитам. К горлу Квинта снова подступила тошнота. Звук доносился издалека, справа, оттуда, где был первый склон холма, рядом с берегом реки.

– Гадес, что это такое? – спросил Рутил, и его голос наполнился страхом.

– Карниксы, галльские трубы, – ответил Квинт, который уже слышал их у Требии.

– Они за спинами нашей армии, – прошептал Рутил.

С другой стороны, справа, где горы спускались к одному из концов полумесяца, раздались пронзительные крики, слившиеся с какофонией, устроенной галлами. Земля задрожала от топота копыт.

– Нумидийцы! – Квинт отпустил Рутила и бросился к Кораксу, размахивая руками и показывая назад. – ЗАСАДА, КОМАНДИР! ЗАСАДА!

Несмотря на отчаянный шум, центурион его услышал, и Квинт увидел, что в глазах Коракса появилось понимание. Однако он знал, что уже слишком поздно. Ловушка Ганнибала была готова захлопнуться.

Теперь только боги определят, кому суждено выжить.

Темная радость охватила Ганнона, когда небольшая группа вражеских разведчиков появилась из тумана и заметила ряды ливийский копейщиков, а за их спинами – балеарских пращников. Римляне подошли так близко, что Ганнон видел страх в их глазах. Однако следовало отдать им должное – эти сорок римлян не уклонились от исполнения своего долга. Один из них сразу бросился в атаку, остальные последовали за ним. Но дротики почти не причиняли вреда ливийцам – их огромные щиты обеспечивали хорошую защиту. Все они были ветеранами, а потому не дрогнули, когда на них посыпались вражеские дротики.

Ганнон прекрасно знал, что очень скоро пращники обрушат на римлян ответный удар. Балеарские метатели славились по всему Средиземноморью, но одно дело слышать об их искусстве, а другое – наблюдать собственными глазами. Их совместный удар напоминал мощный град на небольшом участке земли. Несколько вражеских разведчиков были убиты, более дюжины получили ранения, некоторые – довольно серьезные, после чего они отступили под защиту легионеров.

Настоящая схватка началась вскоре после этого. Воодушевленных ливийцев, которые услышали шум, производимый галлами, и нумидийцев, атаковавших римлян сзади, было трудно удерживать на месте. Ганнону и Мутту пришлось пройтись вдоль шеренг, выкрикивая приказы и угрозы, чтобы восстановить порядок. Он видел, что остальные офицеры поступают так же. Мысль об атаке вниз по склону на дезорганизованного врага была очень привлекательной, но фаланги не обладали подвижностью и маневренностью римских манипул. Если легионерам удастся с самого начала разбить строй ливийских копейщиков, то исход схватки может быть совсем другим.

Сражение сразу стало ожесточенным. Некоторые центурионы, находившиеся во главе колонны, проявили настоящую инициативу. Засада означала, что до них доберутся слишком мало солдат, чтобы создать классический тройной боевой строй. Поэтому римские офицеры атаковали сразу три ближайшие к ним фаланги. Ганнон и его копейщики, затаив дыхание, наблюдали, как наступают легионеры и разведчики, сохраняя порядок в шеренгах.

Как и в первый раз, разведчики метали легкие копья, потом отступали через проходы, которые образовывали для них легионеры. Два залпа дротиками с близкого расстояния, затем атака вверх по склону с целью пробить мощные ряды щитов ливийцев. Они довольно легко отбили первую атаку, но следующая началась почти сразу же, как только подошли новые манипулы. Фаланга Ганнона вступила в сражение и выдержала три последовательных натиска врага.

Всякий раз они отбрасывали легионеров назад, и римляне несли тяжелые потери. После третьей атаки центурионы решили дать своим людям немного отдохнуть. К тому же прибывали все новые и новые манипулы, в том числе триарии. Ганнон был рад передышке. Те его солдаты, что сломали копья или повредили щиты, получили возможность их заменить, подобрав оружие убитых или позаимствовав у тех, кто оставался в задних рядах. Раненых отвели назад и оказали им посильную помощь. Для некоторых она представляла собой кувшин вина и добрые слова. Другие, положение которых было более серьезным, теряли сознание и больше не мучились от боли. Ну, а с теми немногими, кто продолжал кричать, разбирались они с Муттом.

Ганнону уже доводилось это делать во время сражения у Требии. Молитва богам, несколько ободряющих слов на ухо – и короткий удар меча. Юноша посмотрел на свою правую руку, покрытую запекшейся кровью. Она слегка дрожала. Прекрати. Добивать раненых – неблагодарное занятие, но это необходимо. Нет ничего хуже для воинского духа, чем грязные, окровавленные солдаты, которые кричат от боли и зовут матерей.

Покончив с этим тяжелым делом, Ганнон вернулся на свое место в передней шеренге. Какой-то солдат протянул ему мех с вином, и юноша принял его с благодарным кивком. Несмотря на жажду, он ограничился всего несколькими глотками, а потом внимательно оглядел берег озера и свободный участок земли, который больше не скрывал туман. Стоя на холме, он видел, как складывается сражение, и его охватило возбуждение. Римлянам нигде не удалось сформировать боевой строй. Самая далекая часть битвы, где галлы ударили из засады, была окутана клубами пыли, но оттуда все еще доносился отчаянный зов карниксов. Ганнон не сомневался, что галлы дерутся отчаянно. Их воспоминания о поражении от римских легионов еще не померкли, и им не терпелось взять реванш. В сражении при Теламоне, восемь лет назад, семьдесят тысяч их соплеменников погибли в схватке с куда меньшим числом римлян. Из разговоров с галлами Ганнон понял, что месть римлянам занимает их больше всего на свете. Теперь они намеревались окрасить воды озера римской кровью.