Роберт Сервис - Аргонавты 98-го года. Скиталец Страница 51

Я узнал нежный голос. Он пронзил меня и я сразу поднял глаза. Предо мной стояла Берна.

Она слегка вздрогнула, но быстро овладела собой. Выражение счастья появилось в ее глазах, горячего живого счастья.

— О как вы испугали меня. Я не ждала вас. О, как я рада увидеть вас опять!

Я посмотрел на нее. Я сознавал в ней какую-то перемену, и в сознании этом был оттенок какой-то острой боли.

— Берна! — сказал я. — Зачем у вас эта краска на лице?

— О мне очень жаль! — Она отчаянно терла красное пятно на своей щеке. — Я знала, что вы будете сердиться, но мне нужно было; они заставили меня. Они сказали, что я выгляжу, как привидение на празднике, с моим белым как мел лицом. Я отпугивала посетителей. Это только капля румян. Все женщины употребляют их. Это придает более веселый вид и нисколько не вредит мне.

— Я хотел бы видеть на ваших щеках, дорогая, румянец здоровья, а не пятна косметики. Но все равно, как вы поживаете?

— Хорошо, — сказала она, запинаясь.

— Берна! — прогремел грубый, неумолимый голос мадам. — Пройдите к гостям.

— Ладно, — сказал я, — дайте мне что-нибудь. Я хотел только видеть вас.

Она убежала. Я увидел, как она скрылась за занавеской одного из закрытых кабинетов, неся поднос с блюдами. Я услышал грубые голоса, болтавшие с ней. Я увидел, как она вышла, причем щеки ее пылали на этот раз, однако, не от румян. Какой-то парень попытался задержать ее. Все это заставляло меня корчиться, волновало до того, что я едва мог усидеть на месте.

Наконец она торопливо подошла ко мне с какой-то едой.

— Когда я смогу увидеть вас, девочка? — спросил я.

— Сегодня ночью. Приходите ко мне. Я освобождаюсь в полночь.

— Хорошо, я буду ждать.

Она была очень занята, и хотя пьяный кутила раз или два отпустил пару грубых шуток, но я все же заметил с возрастающим удовлетворением, что большинство сильных бородатых рудокопов обращаются с ней с рыцарским уважением. Она была на дружеской ноге с ними. Они называли ее по имени и, казалось, относились к ней с искренним расположением. В обращении этих людей сквозило покровительственное мужество, которое успокаивало меня. Таким образом, я проглотил свое блюдо и покинул заведение.

— Это славная девочка, — сказал мне седой старик, энергично ковырявший в зубах у дверей ресторана. — Прямая как струнка, а здесь немного найдется таких, про которых можно сказать это. Если бы кто-нибудь попытался обидеть ее, нашлась бы всегда дюжина ребят, готовых обработать его в лучшем виде для больничной палаты. Да-с, поискать надо такую девочку. Я хотел бы, чтобы она была моей дочуркой.

Снова я начал слоняться вверх и вниз по знакомой теперь улице, но острота впечатлительности уже притупилась и я больше не обращал внимания на ее достопримечательности. Она была многолюднее, шумнее, оживленнее обыкновенного. В игорном помещении салуна «Удача» восседал мистер Мошер, методически тасуя и сдавая карты. Повсюду я встречал возбужденных и разгоряченных золотоискателей; каждого со своим неизменным мешочком песка. Он был обыкновенно величиной с целую колбасу, и однако это были только его «карманные деньги». В банке на его счету хранилось с полдюжины таких мешков в десять раз большей величины.

Это были счастливые дни. Успех носился в воздухе. Люди были опьянены им и метались в исступлении. Деньга! Они потеряли цену. Каждый встречный был «овшивлен» ими, разбрасывал их обеими руками, и, как только опустошался один карман, они наполняли другой.

Я встретил большого Алека, одного из главных предпринимателей, спускавшегося по улице со своими людьми. У него в руках был винчестер, а за ним тащили ряд тюков, нагруженных золотом. В банке возбужденная нетерпеливая толпа требовала, чтобы ее мешки были взвешены. В ведрах, кувшинах для каменноугольного дегтя, во всевозможных вместилищах хранилась драгоценная грязь. Потеющие клерки обращались с золотом не более бережно, чем в мелочной лавке с сахарным песком.

Я увидел Хьюсона и Мервина. Они сильно разбогатели на участке, который заняли на Гункере. Счастье было в их руках.

— Пойдем выпьем, — сказал Хьюсон. Он уже, очевидно, много выпил. Его лицо было дрябло, красно, и носило знаки разрушительного порока. В этом железном человеке неожиданный успех производил коварную работу, истощая его мощь. С Мервиком было то же. Я увидел его мельком в дверях «Зеленого Лавровишневого Дерева». Макаронник держал его на буксире; он покупал вино.

Я напрасно искал Локасто. Он здорово закрутил здесь, как мне сказали. Виола Ленуар «заставила его поплясать».

В полночь в лихорадочном нетерпении я ждал у дверей «Парагона».

— Я живу в хижине, — сказала Берна, вышедшая наконец ко мне. — Вы можете проводить меня домой. Конечно, если вам хочется, — прибавила она кокетливо.

Она прижалась ко мне. Она, казалось, в значительной степени утратила свою прежнюю робость. Не знаю почему, но я предпочитал свою застенчивую скромную Берну.

— Знаете, эти грубые золотоискатели очень добры ко мне. Я королева для них, потому что они знают, что я — порядочная. Мне было сделано несколько предложений выйти замуж, настоящих, хороших предложений от богатых владельцев приисков.

Да, молодой человек! Итак, вы намерены разбогатеть и увезти меня в Италию? О, какие я строю планы для нас обоих! Но мне безразлично, дорогой; если у вас не будет ни одного гроша, все равно я ваша, навсегда ваша.

— Прекрасно, Берна, но я намерен составить себе состояние. Я как раз потерял участок в пятьдесят тысяч долларов, но теперь у меня наклевывается больше. Первого числа будущего июня я приду к вам с шестизначным банковским счетом. Вы увидите, моя маленькая девочка. Я твердо намерен добиться этого.

— Ах, вы глупый мальчик, — сказана она. — Приходите хоть нищим в лохмотьях. Приходите только во что бы то ни стало.

— Как насчет Локасто? — спросил я.

— Я почти не видела его. Он оставляет меня в покое. Я думаю, что он заинтересован в другом месте.

Она была чрезвычайно нежна, полна чарующих неожиданностей и при прощании заставила меня обещать, что я вернусь очень скоро. Да, это была моя девочка. Каждый взгляд ее, каждое слово, каждое движение выражали прекрасную, нежную, лучезарную любовь. Я был счастлив и в то же время встревожен. Я спросил ее:

— Берна, вы уверены, что вы в безопасности в этом месте, среди всего этого разгула, пьянства и порока? Дайте мне увезти вас, дорогая.

— О, нет, — ответила она нежно. — Мне хорошо. Я сказала бы вам сразу, мой мальчик, если бы у меня были какие-нибудь опасения. Это только то, что обычно приходится делать бедной девушке. Это то, что мне предстояло делать всю жизнь. Верьте мне, милый, я бываю удивительно глуха и слепа по временам. Не думаю, чтобы я была очень скверной, не правда ли?