Густав Эмар - Великий предводитель аукасов Страница 52

Оба ульмена обменялись печальными взглядами.

— У Жоана было честное сердце, это был великий воин, — прошептал один из них.

— Да, — подтвердил Валентин, — и, кроме того, он был еще верным другом.

Все замолчали. Вдруг оба предводителя встали и, ни слова не говоря, пошли к лошадям.

— Куда идут мои братья? — спросил Луи, останавливая их движением руки.

— Похоронить воина. Тело Жоана не должно быть оставлено в добычу птицам, — важно отвечал Трантоиль Ланек.

— Пусть мои братья сядут, — сказал молодой человек с выражением ласкового укора.

Оба предводителя молча уселись.

— Трантоиль Ланек и Курумила плохо знают своих бледнолицых братьев, — продолжал Луи, — если думают, что они могли бросить тело своего друга без погребения. Мы похоронили Жоана, прежде чем отправились к нашим братьям.

— Оттого мы и запоздали немного, — прибавил Валентин.

— Хорошо, — сказал Трантоиль Ланек, — наши сердца исполнены радости. Наши братья надежные друзья.

— Случилось большое несчастье, — сказал немного погодя Луи. — Дон Тадео де Леон, наш дорогой друг, которого аукасы называют Великим Орлом белых, убит.

— Мой брат уверен в этом? — спросил Трантоиль Ланек.

— Я думаю так, хотя его тела мы не могли отыскать.

Ульмен слегка улыбнулся.

— Пусть мои братья утешатся, — сказал он. — Великий Орел белых жив.

— Предводитель уверен в этом? — радостно вскричали молодые люди.

— Да, — отвечал Трантоиль Ланек, — пусть мои братья послушают. Курумила и я, мы ульмены своего племени. Если совесть запрещала нам драться за Антинагуэля, то она также запрещала нам обнажать оружие против мужей нашего народа. Наши друзья захотели присоединиться к Великому Орлу белых, мы предоставили им полную возможность делать, что им угодно. Они хотели защищать своего друга, и мы отпустили их. После их отъезда мы вспомнили о бледнолицей девушке и рассудили, что если аукасы будут разбиты, то токи прикажет как можно скорее увезти девушку. Поэтому засели в кустах у дороги, по которой, как полагали, мозотоны Антинагуэля повезут молодую девушку. Мы не видели битвы, но слышали шум ее. Много раз хотелось нам идти и умереть с нашими пенни. Битва продолжалась долго. Как всегда, аукасы дрались храбро.

— Да, предводитель, — сказал Валентин, — вы можете гордиться своими братьями — они дрались как львы.

— Потому-то они и зовутся аукасами — мужами свободными, — отвечал Трантоиль Ланек. — Вдруг словно гром грянул подле нас: то проскакали двадцать или тридцать мозотонов. С ними была и молодая девушка с небесно-голубыми очами. Немного погодя пронесся другой отряд, гораздо больше первого. Под предводительством самого Антинагуэля. Токи был бледен, покрыт кровью и казался раненым.

— У него сломана правая рука, — заметил Валентин, — не знаю, были ли другие раны.

— Подле него скакал Великий Орел белых, с непокрытой головой и без оружия.

— Был он ранен? — живо спросил Луи.

— Нет, он ехал, высоко подняв чело. Он был бледен, но смотрел гордо.

— О, так как он жив, мы спасем его, предводитель, не правда ли? — вскричал Валентин.

— Да, брат, мы его спасем.

— Когда мы пойдем по следам?

— С рассветом. Судя по дороге, по которой они проскакали, я знаю, куда они направляются. Мы хотели спасти дочь, — и вот! — теперь мы спасем и дочь, и отца, — сказал Трантоиль Ланек.

— Предводитель, — воскликнул в волнении Валентин, — я счастлив, слыша такие речи. Значит, не все еще погибло!

— Теперь, братья, нам надо отдохнуть, — заметил Луи.

Все согласились, что действительно следует отдохнуть. Они завернулись в пончо и скоро заснули. Цезарь остался сторожить.

Трантоиль Ланек не ошибся. Действительно, это дон Тадео скакал подле Антинагуэля. Диктатор не только не был убит, но не был даже ранен. Он попал в плен к Антинагуэлю, своему злейшему врагу, которого так жестоко оскорбил несколько часов назад. А арауканцы никогда не забывают оскорблений. Вот как это произошло.

Когда токи увидел, что сражение проиграно, что продолжать битву значит только даром погубить остальных воинов, он решил во что бы то ни стало захватить своего злейшего врага. Жестом созвал он ульменов, объяснил им в нескольких словах свое намерение и в то же время послал гонца к своим мозотонам, охранявшим донью Розарио, чтобы они немедленно скакали домой. Мы видели выше, как это было исполнено.

Дон Тадео, отбитый от своих, защищался как лев. Антинагуэль приказал его захватить непременно живого, и это-то дало возможность диктатору сражаться так долго против кучи врагов. Когда Валентин бросился .выручать своего друга, Антинагуэль понял, что зевать нечего, иначе драгоценная добыча ускользнет из его рук.

Услыхав крик Валентина, Антинагуэль быстро снял свое пончо и набросил его на голову дону Тадео. В это время на него набросились человек десять индейцев, завернули его в пончо и связали по рукам и ногам. Антинагуэль положил пленника перед собою поперек лошади и пустился наутек, сопровождаемый своими воинами. Вот почему Валентин и другие чилийские солдаты, пробившись сквозь неприятельские ряды, не могли никак отыскать дона Тадео.

Антинагуэль несся с быстротою стрелы. Ему удалось собрать вокруг себя значительное число воинов. Мы видели, как он отступал, преследуемый чилийцами.

Когда преследователи остались далеко позади, токи остановился, чтобы посмотреть, не задохнулся ли пленник, и дать вздохнуть сопровождавшим его всадникам. Со времени пленения дон Тадео не подавал ни малейшего признака жизни. Токи боялся, не умер ли он. Да, боялся этого: он готовил жестокую месть своему врагу. Он развязал лассо, которым был связан пленник, и развернул пончо. Дон Тадео был без чувств. Антинагуэль положил его на землю и стал заботиться о нем, как о сердечном друге. Он расстегнул его платье и натер виски, грудь и ладони рук водою с ромом. Дон Тадео впал в обморок вследствие недостатка воздуха. Как скоро он получил возможность дышать свободно, то тут же открыл глаза. Видя это, токи неопределенно улыбнулся. Дон Тадео огляделся, не понимая, где он и что происходит вокруг него. Но мало-помалу он вспомнил все. Тогда он встал, скрестил руки на груди и стал молча и пристально глядеть прямо в лицо токи. Антинагуэль подошел к нему.

— Лучше ли моему отцу? — спросил он.

— Да.

— Итак, мы можем пуститься в дорогу?

— Вы приказываете мне?

— Нет. Если мой отец еще не в силах ехать верхом, мы обождем немного.

— О, — сказал дон Тадео, — вы, кажется, очень заботитесь о моем здоровье?

— Мне будет очень жаль, если с моим отцом случится какое-нибудь несчастье, — отвечал Антинагуэль.