Бен Кейн - Ганнибал. Кровавые поля Страница 53

Время вдруг стало тянуться очень медленно. И даже когда легионеры перешли на бег, перед тем, как врубиться в строй карфагенян, Ганнону показалось, что мир вокруг застыл. Последние велиты отступили назад; они хромали, истекали кровью, но сохраняли боевой пыл. От града камней, выпущенных пращниками, потемнело небо. На глазах Ганнона каменный град обрушился на зубец «пилы». Бум, бум, бум, бум, камни падали на щиты и шлемы, пробивали черепа и рассекали щеки. В рядах римлян начали появляться многочисленные дыры, но места павших легионеров тут же занимали их товарищи, которые просто переступали через тела. Отчаянные вопли раненых не могли остановить наступающий легион.

– Вперед! Вперед! Вперед! – кричали центурионы. – Рим! Рим!

«Остановите их! Остановите!» – хотелось закричать Ганнону, но он понимал, что его слова заглушит грохот сражения.

– Ганн-и-бал! – закричал он, ударяя концом копья по краю щита.

Солдаты с радостью подхватили его клич.

– ГАН-НИ-БАЛ! ГАН-НИ-БАЛ! – пронеслось вдоль всей линии карфагенян, и их боевой крик заглушил все другие звуки.

На мгновение наступление римлян приостановилось, и в груди Ганнона вспыхнула надежда. Однако она тут же исчезла. Центурионы отдавали новые приказы, сыпали проклятьями, и легионеры вновь пошли вперед, ускорив шаг. Ганнон увидел, как с оглушительным скрежетом зубец «пилы» вломился в строй солдат справа от него. Удар получился таким сильным, что по рядам карфагенян пробежала дрожь. А через мгновение последовал другой удар – теперь уже слева.

– Сплотить ряды! Сплотить ряды! – закричал Ганнон.

Он наклонился вперед, чтобы понять, что происходит вокруг. Боги, помогите им удержать удар, помогите им, боги!

– ГАН-НИ-БАЛ! – кричали солдаты, которые пока еще не сражались за свою жизнь.

Ганнону очень хотелось найти цель для своего копья, глубоко вогнать острое железо в римскую плоть и хоть как-то приостановить наступление врага. Вместо этого ему приходилось оставаться на месте, сгорая от нетерпения и ярости, когда острый зубец, похожий на букву V, глубоко вошел в промежуток между фалангами. Ганнон представил смятение своих солдат, чьи незащищенные фланги оказались в опасности. Копейщики другой фаланги смогут нанести ответный удар – но только в том случае, если развернутся влево, а не вперед.

«Держитесь!» – молился Ганнон.

Крики, вопли и приказы на латыни и карфагенском мешались со скрежетом металла. Римляне, которых Ганнон видел, какое-то время оставались на месте, но потом продвигались вперед на несколько шагов. И еще. Сердце замерло в груди Ганнона. Как только строй фаланг перестанет быть единым целым, восстановить его будет невозможно.

Смятение овладело солдатами и стало распространяться вдоль фаланги. Вокруг Ганнона кричали воины, пытавшиеся устоять на ногах. Многие упали на колени, другим вывихнули руки, когда у них вырвали щиты. Первый ряд дрогнул и рассыпался. Солдаты двинулись вперед, и Ганнон вместе с ними. Врага впереди не было, но фаланга потеряла строй. Командир отчаянно боролся с паникой. Что делать? Если он прикажет своим людям атаковать боковую сторону «пилы», это замедлит наступление римлян, но он понимал, что легионеры могут легко развернуться и ударить навстречу, что приведет к катастрофическим последствиям.

Ганнон посмотрел вниз, и сердце у него сжалось еще сильнее.

Вверх по склону поднимались все новые и новые легионеры, полные решимости пробить линию карфагенян. Ганнон понимал, что они будут здесь задолго до того, как потерявшие строй фаланги успеют его восстановить. Не осталось надежды на то, что балеарские пращники сделают то, что не сумели ливийские копейщики. Римляне вырвутся из ловушки.

Ганнон поднял глаза к яркому синему небу. «Почему? Почему вы так поступаете с нами?» – безмолвно вопрошал он.

Ответа не было.

Никогда прежде Квинт так не радовался, что его командиром во время последней части жестокой схватки на склоне холма был Коракс. Большой Теннер погиб, а Урс получил ранение во время третьей или четвертой атаки – когда именно, Квинт уже не помнил. С этого момента его отряд велитов пытался сохранять мужество под непрекращающимся потоком камней пращников. Все велиты понимали, что умирают напрасно; их дротики не могли пробить щиты ливийцев. Квинт не удивился бы, если бы часть бойцов обратилась в бегство – в особенности Мацерио, который выглядел очень напуганным.

«Но куда им бежать?» – цинично подумал Квинт. Одни лишь боги знают, что происходит у них в тылу, но там едва ли дела идут лучше. Карниксы теперь завывали в каком-то безумном темпе, из чего следовало, что галлы побеждают. Казалось, Коракс понял, что восемнадцать оставшихся раненых велитов сражаются из последних сил, и собрал их вместе, вне досягаемости метких бросков пращников. Коракс до небес превозносил их мужество, и на некоторых усталых лицах появились улыбки. Потом он поведал им план спасения, который придумали они с Пуллоном.

– Мы не сможем его выполнить без вас, парни, – прорычал он. – Вы станете жалящими слепнями, что заставят плясать от ярости гуггов, этих подлых шлюхиных детей. Они будут слишком заняты вами и не поймут наших намерений – а потом будет слишком поздно.

– Но мы все погибнем, – пробормотал Мацерио.

Глаза Коракса превратились в две льдинки, когда он посмотрел на светловолосого велита.

– Тебе следует называть меня «командир», солдат.

Мацерио опустил глаза.

– Да, командир.

Однако его слова повисли в воздухе, оставшись без ответа.

Центурион это прекрасно понимал. Он оглядел уцелевших велитов.

– Мацерио – трусливый ублюдок, но он прав. Вас могут убить, если вы снова пойдете в атаку. И я скажу вам только одно. Теперь все зависит от триариев. Если они не сумеют помочь нам пробить шеренги гуггов, мы все умрем. За двадцать лет на войне я научился видеть главное – узнавать момент, когда на поле сражения появляется настоящий тактик. И сегодня здесь есть такой человек. К несчастью, это не Фламин. Засада была придумана просто гениально. Она обеспечит им победу. А мы лишь пытаемся спасти свои задницы, пока еще остается такой шанс.

Бойцы ошеломленно смотрели на Коракса, никто не знал, что ему ответить. Что хуже: скорая верная смерть при новой атаке на врага или верная смерть через час или два, когда их опрокинут превосходящие силы нумидийцев или галлов? Вспомнив головы, которые свисали с упряжи лошадей галлов у Требии, Квинт понял, что он выбирает.

– Я пойду, командир.

– И я, – добавил Рутил.

А когда к ним присоединился раненый Урс, остальным стало стыдно, и они также вызвались участвовать в новой атаке. Коракс не стал их ругать за отсутствие боевого духа; он просто кивнул и улыбнулся.