Тим Уиллокс - Религия Страница 53

— Ну, теперь мне не грозит никакая опасность, — заявил он.

Карла повернулась к нему.

— Прошу вас, — сказала она, — обещайте, что вы будете очень осторожны.

— Бесшабашность — это добродетель, свойственная юности, — ответил он, — а я оставил позади и то и другое.

Они проводили его через оберж, остановились на пороге двери, выходящей на улицу Мажистраль. Два угрюмых сержанта ордена прошли мимо, они тащили с собой странного дряхлого старика с невероятно ясными глазами, беззубого, с круглым как луна лицом. Руки старика были связаны за спиной; пока Карла гадала, какое же преступление он мог совершить, на лицо Матиаса набежала мрачная тень.

— Земля призывает к себе этого старика, — сказал он. Это выражение было Карле неизвестно, но Матиас не стал объяснять. — Мне лучше пойти на стену.

— Я буду молиться за вас, — сказала Карла, — даже если вы не боитесь Бога.

— Я не стану отказываться от молитв за себя, к какому бы богу они ни были обращены.

Он посмотрел на них обеих в последний раз, отсалютовал рукой и пошел по улице. Впереди него она видела старика, он шел, подпрыгивая и дергаясь, между двух ровно вышагивающих стражников. Старик закинул голову и издал траурный собачий вой, и Карла вдруг поняла, что с самого приезда она не увидела и не услышала на острове ни одной собаки. Как странно, подумала она. Сержант ударил старика кулаком, а потом все трое скрылись за углом.

Матиас повернул вслед за ними, и, хотя она очень хотела, он так и не обернулся.

Она поднялась на ступеньку и обнаружила, что у Ампаро такой же скорбный вид, как у нее самой. Карла взяла ее за руку, и они крепко обнялись. Она чувствовала, как колотится сердце Ампаро, так же часто, как и ее сердце. Все в ней сжалось от страха за Матиаса, от страха и от чего-то еще. Возможно, она влюбилась. Она посмотрела на Ампаро: ощущает ли девушка то же самое? Внутреннее чутье твердило, что ощущает. И не только чутье, это было ясно написано на несимметричном лице Ампаро. Если это и так, сказала себе Карла, значит, такова воля Божья, а у Бога на все есть причина. Она решила принять с готовностью все, что Он пошлет ей в испытание. Какая-то мудрость, настолько глубокая, что могла исходить только от самого Христа, зародилась в ней. В ближайшие дни избытка любви, какова бы ни была ее природа, не предвидится. А без любви все они ничто. Хуже того, без любви они будут прокляты.

Понедельник, 21 мая 1565 года

Бастион Кастилии — бастион Италии — бастион Прованса

Орланду смотрел с высокого каменного бастиона, и уже много часов, как водоворот красной пыли поднимается на южном горизонте и легионы султана Сулеймана появляются из пыльного столба. Мусульманские орды подтягивались в безукоризненном порядке, пока не заполнили все желтоватые холмы за равнинами Гранд-Терре. Такое величие было в этом зрелище, что некоторые из наблюдавших его рыцарей, не стесняясь, прослезились.

Орланду, из уважения к ранам, полученных им во время уничтожения собак, был отправлен на вожделенную позицию, бастион Кастилии, который выступал вперед на левом фланге крепостной стены, выходившей на Калькаракский залив. Вдоль внешнего края стены выстроился ряд аркебузиров; кислая вонь от их запальных фитилей ела глаза. Большинство из них были кастильцами из терций Сицилии и Неаполя. Доспехи и одежда у всех были разные, поскольку каждый из них экипировался сам по себе. А вся их униформа состояла из небольшого алого креста, нашитого на куртки. Они были объединены по шесть человек и сами себя называли las camaradas. За ними стояли мальтийские пехотинцы, вооруженные полу копьями. Они были одеты в самодельные кожаные доспехи и простые каски. Расставленные кое-где в передних рядах испанские и португальские рыцари только и добавляли зрелищу величественную ноту: их сияющие доспехи были прикрыты алыми военными плащами, и натруди каждого нашит простой белый крест крестоносцев. Орланду сидел на корточках на крышке бака с водой позади рядов воинов и из этой выгодной позиции наблюдал за приближением врага. Его поразило, насколько враждующие армии друг на друга не походят.

Равнины Гранд-Терре представляли собой полосу плоской земли в тысячу футов в ширину, которая начиналась сразу за рвом, окружающим городские стены, и тянулась до высот Санта-Маргарита. На этих высотах сейчас и собрались орды врага. Турки были снаряжены с таким великолепием, о существовании которого Орланду и не подозревал: слепящий глаз живой поток, зеленый, синий, сияющий желтый и неистовый багровый, сверкающие металлом мушкеты, наконечники копий и дамасские клинки, белеющие массивные тюрбаны и высокие шляпы, полощущиеся знамена и гигантские штандарты с вышитыми на них скорпионами, слонами, цаплями и соколами, с полумесяцами и звездами Давида, со скрещенными мечами и диковинными надписями. Даже отряды кавалеристов, выстроенные двумя большими квадратами по бокам холма, сверкали золотой упряжью и полированной бронзой доспехов. И все это великолепие переливалось разноцветными шелками и вспыхивало, как морская гладь под солнцем, золотыми узорами и драгоценными камнями, словно могучее войско проделало путь до этого дальнего поля не для того, чтобы драться, а чтобы демонстрировать непомерную, немыслимую роскошь.

Орланду вдруг задумался: а в самом деле, для чего они здесь, что завело их так далеко? — и грудь его сдавило волнение, такое сильное, что он едва мог вдохнуть. Если бесчисленное и такое нарядное войско султана казалось непобедимым, то и высоченные городские стены с выстроенными на них рядами воинов Религии были на вид совершенно неприступны, и эту задачу никак не удавалось разрешить. На мгновение Орланду подумал: а ведь два врага могли бы прийти к полюбовному соглашению и пойти дальше, каждый своим путем. В какой-то миг он испугался, что все это в самом деле растает, растворится, как незабываемый, но незаконченный сон. Он не хотел, чтобы турки повернули назад. Катастрофа, подобная той, что сейчас готова была разразиться перед ним, даруется не многим с начала времен. Он читал это по лицам рыцарей. Он чувствовал это в камнях под босыми ногами. Об этом твердило ему что-то, живущее в его крови и костях. И поскольку все собравшиеся здесь, под обжигающим лазурным небом, знали то же, что знал он, Орланду понял — катастрофа уже разразилась, произошла, неподвластная никаким законам и приказам, и ничто ни на небесах, ни на земле не в силах остановить ее теперь.

Он обернулся на звук внезапно возникшего волнения. Два сержанта тащили за собой связанного человека. Пленник шел странной подпрыгивающей походкой, и, когда Орланду сумел рассмотреть его за рядом копий, он увидел, что это Омар, старый карагоз. Его рот был заткнут узлом завязанного корабельного каната. Когда Омара протащили вдоль стены на бастион Италии, Орланду потерял его из виду. Потом он огляделся и увидел, что торчит над рвом в той части стены, которая сильнее всего выдается над Провансальскими воротами: там была установлена виселица. С перекладины свисала петля, казавшаяся на фоне бирюзового неба чернильно-черной.