Рональд Уэлч - Рыцарь-крестоносец Страница 53

Они должны двигаться на север вдоль цепи гор, пока не доедут до озера Хомс. По словам де Витри, озеро было настолько велико, что его невозможно не заметить. С западной стороны озера в горах они должны найти широкое ущелье, отделявшее северную часть ливанских гор от самого высокого пика горной гряды – Джебель Алави[65]. Если они поедут по этому ущелью, – а де Витри уверял Филиппа, что его невозможно не увидеть, – они попадут прямо в Крэк, поскольку крепость была выстроена специально на дороге, чтобы охранять подступы к Святой земле.

Филипп решил дать лошадям отдохнуть, только когда уже взошло солнце. Он вдоволь напоил их, рассчитав оставшиеся запасы воды. Запасы пищи его волновали меньше: Хиттин научил его, что главная опасность, подстерегающая путника в пустынях Востока, – жажда. Поев фиников и фиг, они снова тронулись в путь.

Жильбер уже начинал уставать. Во-первых, его постоянно терзала боль в поврежденной ноге, а во-вторых, у него не было, как у Филиппа, возможности часто выезжать верхом. Но он, не жалуясь, уверенно сидел в седле. Лошади были в прекрасной форме, и даже если из Дамаска послали им вслед погоню, их вряд ли могли бы догнать.

Сейчас они ехали по дикой местности, перерезанной глубокими оврагами, покрытой пиками одиночных скал, на спекшейся от зноя земле не было видно и признаков растительности. Почва здесь была яркого красновато-коричневого оттенка, а ландшафт в целом выглядел так, будто какой-то великан разворошил землю гигантской палкой, а потом изрытая земля высохла в лучах жаркого солнца, да так и застыла навеки.

– Тебе вправду нравится эта страна? – вдруг с любопытством спросил Жильбер.

Филипп окинул взглядом неровные вершины скал.

– Ненавижу, – коротко ответил он.

– Да что ты? – Жильбер в изумлении резко повернулся к нему. – Но ты же вырос здесь, Филипп. Здесь твой дом.

– Только не после падения Иерусалима. И я сомневаюсь, что нам удастся сохранить христианские государства Леванта, даже если новый крестовый поход обернется победой. Нам никогда не создать прочного государства до тех пор, пока бароны будут плести свои интриги, а иноверцы – строить нам козни.

Жильбер, взглянув на своего друга, с силой потер кончик носа. «Филипп, наверное, преувеличивает, – решил он про себя. – Может быть, годы плена в Дамаске сделали его таким нетерпимым».

– И что же ты собираешься делать? – спросил он.

– Я отправлюсь в Англию, – твердо ответил Филипп. – Ты поедешь со мной, Жильбер?

– Куда угодно, Филипп, – без колебания ответил Жильбер, и дальше они двигались молча.

Ночь друзья провели в глубокой пещере, укрывшись от холодного пронизывающего ночного ветра: как только садилось солнце, воздух в горах быстро остывал. Они прижались друг к другу, чтобы согреться, натянув на себя плащи и свернувшись калачиком на твердой земле, рядом с ними опустились уставшие за день лошади. Так они и спали всю ночь рядом – люди и преданные им животные.

Филипп проснулся внезапно, разбуженный тревожным возгласом Жильбера, Он привстал на одно колено, схватившись рукою за рукоять своего меча.

Оглядевшись, он увидел, что их окружает плотное кольцо молчаливых людей – смуглолицых, в пестрых тюрбанах, вооруженных саблями и луками.

Филипп медленно встал на ноги, выронив из руки меч. С первого взгляда ему стало ясно, что сопротивление бесполезно. И снова он почувствовал, как в груди его поднимается холодная волна беспросветного отчаяния. Он крепко сжал зубы, подавляя яростный стон, разрывающий ему сердце.

– Проклятье, – только и сорвалось с его губ. Каких-нибудь нескольких часов пути не хватило им с Жильбером, чтобы они могли благополучно въехать в ущелье в отрогах Джебель Алави, а там уже и замок Крэк рядом, и они находились бы под защитой неприступных стен крепости госпитальеров; он бы жал руки своим друзьям, которых не видел уже почти четыре года.

За несколько минут никто не произнес ни слова. Потом вперед выступил предводитель сарацин – средних лет мужчина в желтом тюрбане с большим драгоценным камнем на лбу. Он рассматривал христиан с каким-то озадаченным выражением на лице. Его взгляд, горящий напряженным любопытством, остановился на их оружии. Конечно, раньше ему приходилось видеть христианских рыцарей, и он мог безошибочно определить в них крестоносцев по доспехам Филиппа, заметив, однако, отсутствие шлема и щита.

– Кто вы? – вдруг спросил он по-арабски.

– Мы едем из Дамаска, – ответил Филипп, не видя теперь никакого смысла отпираться.

Тонкие брови турка удивленно поползли вверх.

– Пленные? – спросил он таким тоном, будто объяснял сам себе причину странной внешности этих людей. – Твое имя, франк? – снова спросил он, увидев, как Филипп кивнул головой в ответ на первый вопрос.

– Я Филипп д'Юбиньи, а это – сир Жильбер д'Эссейли.

Турок посмотрел на Жильбера, потом снова перевел взгляд на Филиппа.

– Вы поедете с нами, – сказал он властно и поднял руку, подавая сигнал своим людям.

На секунду Филипп подумал, что сможет дотянуться до своего меча и попытается защищаться. Но потом он увидел, что один из сарацин уже встал прямо у него за спиной – он видел его тень на солнце. Может быть, ему удастся исполнить задуманное позже. Но для себя Филипп решил одно: он ни за что не вернется живым в Дамаск.

И тут его ждал первый сюрприз: турки не поехали на юг, а избрали дорогу, ведущую на север. «Наверное, направляются в Хаму», – подумал Филипп.

Он никогда не бывал в этой части Леванта, но довольно хорошо изучил местность по подробным картам, показанным ему де Витри.

Город Хама лежал к северу от озера Хомс, насколько он помнил, но турки, дойдя до озера, повернули на запад. Через час отряд вместе с пленными христианами был уже глубоко в горах, и на протяжении всего дня, никуда не сворачивая, они двигались на запад.

Изумление Филиппа все росло. Он старался вызвать у себя в памяти полную карту де Витри, с тем чтобы мысленно сравнить ее с теми картами, которые видел раньше в Бланш-Гарде. К этому времени, решил Филипп, они должны были быть где-то в горах Нозаири, почти на границе графства Триполийского и княжества Антиохия, двух христианских государств, завоеванных турками после Хиттина.

«Горы Нозаири, – крутилось у него в голове, – что он знает о них? Горы…»

И вдруг его осенило. Он метнул взгляд на безмолвных всадников, скачущих по бокам от него. На их лицах Филипп прочел мрачную решимость, которая раньше ускользнула от его глаз, – горящие глаза, безучастные лица, в каждом движении спокойная уверенность и бросающаяся в глаза дисциплинированность.