Игорь Болгарин - Под чужим знаменем Страница 53

В гостиную вошла Ксения Аристарховна, она принесла поднос с чашками горячего чая.

– Я ничего не предлагаю, – продолжил Лебедев, когда она вышла, не обернувшись к Бинскому и не повысив голоса. – Знаю одно: время мелких действий прошло. Поджоги складов, диверсия на железной дороге, саботаж – это, скажем, хорошо, господа! Но не это главное!..

– В таком случае, может быть, вы скажете, что же главное? – спросил верткий Палешко и торжественно огляделся по сторонам: вот, мол, какие вопросы нужно задавать. – Может, вам там со стороны виднее?

– Скажу! – торжественным взглядом оглядел всех подполковник Лебедев. – Надо готовить вооруженное выступление по примеру Московского центра. Надо как можно шире вербовать людей, а может быть, и объединиться с людьми, у которых общие с нами интересы.

– Значит, все-таки с петлюровцами? – вновь подал голос Бинский. – Но в борьбе с большевиками у петлюровцев иные задачи, они дерутся за самостийную Украину, а у нас другие цели.

На этот раз подполковник, бросив на Бинского короткий взгляд, досадливо поморщился: он не любил людей, торопливых на выводы.

– Важен, господа, конечный результат – свергнуть большевиков. И не будем сейчас заботиться об остальном. Придет время – разберемся, кто что заслужил… Николай Григорьевич недавно встречался с руководителями петлюровского заговора Стодолей и Корисом. Сожалею, что этого не сделали вы прежде. У них есть силы, есть оружие. Их бы перевербовать, привлечь на нашу сторону.

– Деньги нужны, – хитровато прищурился Прохоров. – Вербовка – дело тонкое.

– Деньги будут! – пообещал Лебедев.

– Я к тому, что деньги – это запал. Известно, он и сам мал и сила его ничтожна. Но он инициирует взрыв, – философски подытожил перепалку с Лебедевым Прохоров.

Вечером старенький «бенц» остановился на Жилянской улице, откуда было рукой подать до Большой Васильковской. Человек десять чекистов прошли на Большую Васильковскую, окружили дом, в котором проживал ювелир Федотов. Красильников и еще трое поднялись на третий этаж, постучали. Им открыл грузный Лев Борисович Федотов, оглядел всех сонными, недоумевающими глазами, проводил в богато обставленную старинной мебелью комнату, предложил сесть. Сам тоже опустился в мягкое кресло, переплел на животе пальцы рук. Своей обстоятельной неторопливостью, всем своим видом и фигурой он выражал полное, даже добродушное спокойствие.

У Красильникова на мгновение даже мелькнула мысль, что они напрасно поверили Либерзону и потревожили такого домашнего человека. За свою недолгую службу в ЧК он видел много разных людей в подобных обстоятельствах. Виноватые, едва им показывали мандат ЧК, хоть чем-нибудь да выдавали себя: суетливостью ли, заискивающей улыбочкой или льстивыми интонациями в голосе. Лев Борисович же был предельно спокоен и в то же время не скрывал неприязни к столь поздним гостям.

– Напрасно сами тревожитесь и людей тревожите по ночам, – исподлобья глядя на Красильникова, сухо сказал он. – Как приказ Советов… ваш то есть приказ, вышел, я все сдал. У вас там, в Чека, должно быть все записано, проверили бы. Золотишко кое-какое было, бриллианты… – не спеша, жалуясь на судьбу, объяснялся с чекистами Федотов.

– Значит, сдали? – с тихой иронией спросил Красильников.

– А попробовал бы не сдать, – сами бы забрали. – Федотов прямо взглянул на Красильникова из-под насупленных бровей, и такая безнадежность была во взоре ювелира, что Красильников опять заколебался. – Я знаю таких, кто не сразу сдал. По пять обысков было.

– А у вас? – продолжал спрашивать Красильников, зная, что именно на таких, с виду пустых вопросах многие поскальзываются.

– Три. Только ничего не нашли. А приезжали специалисты по части обысков, – с горькой иронией над самим собой и своим утраченным богатством продолжал Федотов.

– И выходит, что никакого золота у вас и в помине нет? – допытывался Семен Алексеевич.

– Я не алхимик. Изготовлять золото из воздуха пока не научился, – сказал Федотов.

– Я вам, в общем-то, верю, – похоже, даже посочувствовал Красильников. – Но работа у нас, Лев Борисович, такая, что приходится иногда и проверять. Так сказать: доверяя – проверяй. Так что не обессудьте! Вот ордер на обыск!

Федотов слегка скосил глаза на ордер, пожал плечами: дескать, хотите проверять – проверяйте, и снова принял скучающе-безразличный ко всему происходящему вид. Лишь большие пальцы рук, помимо воли хозяина, разомкнулись и стали выделывать замысловатые фигуры. И это не ускользнуло от внимания Семена Алексеевича.

– Приступайте! – повернувшись к чекистам, решительно кивнул он головой.

Поначалу чекисты вершок за вершком прощупали валики дивана, спинку, сиденье, заглянули в старинные часы с кукушкой, просмотрели граммофон – это был привычный «обход» при обысках. Молоденький чекист подошел к кадке с фикусом, остановился в нерешительности, вопросительно взглянул на Красильникова. Федотов перехватил этот взгляд, великодушно бросил:

– Рвите, чего там! Его уже три раза вырывали, может, и в четвертый раз приживется.

Но Красильников рассудил по-своему. Если и есть у Федотова золото, то не такой он простак, чтобы прятать его на виду у всех в кадке с цветком. И поэтому сказал чекисту:

– Оставь пока!

Двое других тем временем досконально простучали стены, оконные переплеты. Сняли с гвоздей картины в толстых золоченых рамах, просмотрели рамы. Ничего.

Затем чекисты подошли к буфету, в котором за крупными стеклами тускло отсвечивал хрусталь.

На лице Льва Борисовича появилось подобие саркастической улыбки. Он продолжал все так же сидеть в кресле, обхватив руками большой живот. Пальцы его теперь были спокойны.

– Чудно все-таки, – сказал он. – Вот четвертый обыск наблюдаю, и все одинаково. Ищут-ищут, и в граммофон и в буфет заглядывают, плюнут и уйдут. Вроде как даже обижаются, что не нашли ничего.

– Посмотрим, – неопределенно ответил Семен Алексеевич Федотову и затем бросил молоденькому чекисту: – Вы буфет аккуратненько поднимите и тщательно осмотрите ножки.

Втроем подняли буфет, отняли ножки. Стали простукивать одну за другой, дерево глухо загудело.

– Ну, что там? – спросил Семен Алексеевич, искоса наблюдая за пальцами хозяина.

– Дерево как дерево, а вроде тяжелое, – сказал чекист.

– На то оно и называется железным, это дерево. В Африке произрастает, – объяснил Федотов. Семену Алексеевичу показалось, что сказал он это не прежним неторопливо-снисходительным тоном и чуть-чуть поспешнее, чем следовало.

– А ну давай сюда… тяжелое…

Красильников надел очки и внимательно оглядел толстую короткую ножку буфета. Прислушиваясь, стал стучать по ней своим прокуренным до черноты пальцем. Затем поднял глаза на Федотова, укоризненно сказал: