Константин Бадигин - Корсары Ивана Грозного Страница 54

— А далее как? — спросил царь Иван, морща лоб. — Волоком, всем воинством, что ли, потянут корабли на Волгу?

— Турецкий султан приказал вырыть ров от Дона к Волге и, соединив реки, вести корабли к Астрахани.

— И выйдет по-ихнему?

— Много копать придется. Не выдержат турки.

Царь вздохнул и потер лоб. Он казался усталым.

— Не вовремя султан поход затеял, — сказал он, помолчав. — Где мне войско набрать?

— Разреши, государь, слово молвить.

— Говори.

— Пошли князя Володимира Старицкого в Нижний Новгород собирать людей. Многие его послушают, из последнего наскребут. До Астрахани, вниз по реке, войско сплавить недолго. А воеводу князя Петра Серебряного с легкой дружиной немедля отправить в Астрахань, и пусть сидит в осаде, пока князь Володимир Андреевич не подоспеет.

— Добро, изготовить приказы… Прогневили мы бога, — добавил царь, — и шлет он на нас напасти.

Иван Михайлович вспомнил просьбу купца Аникея Строганова.

— Король Жигимонд, — сказал дьяк, — держит на своей службе морских разбойников. Со всех сторон они Нарву обложили. Грабят торговых людей, ходу не дают.

Царь Иван молчал.

— Этим летом английский купец Христофор Гудзон на трех кораблях из Нарвы вышел. И на него жигимондовские разбойники напали.

— Заполонили англичан? — спросил царь.

— Нет, великий государь, Христофор Гудзон вооружил свои корабли пушками. И мореходам роздал оружие. Когда разбойники напали, храбрый англичанин вступил в бой и победил.

— Сколько было кораблей у разбойников? — с интересом спросил царь.

— Шесть. Один корабль англичане сожгли, другой успел уйти в море. Четыре корабля они привели в Нарву и выдали нашему воеводе. И матросы числом восемьдесят, и капитан Асмус Кендриксон тоже отданы нашему воеводе. Что прикажешь с ними делать, великий государь?

— Повесить за ноги, пусть висят, пока птицы не исклюют, — сразу сказал царь.

— У капитана Асмуса Кендриксона английские купцы отняли опасную59 грамоту короля Жигимонда и прислали ее тебе, великий государь.

— Что написано тамо?

— Король Жигимонд называет тебя нехристем и язычником и обвиняет в поступках противу всей христианской церкви. Он пишет, что для борьбы с тобой он посылает в море своих разбойников.

— А еще что?

Висковатый прочитал каперское свидетельство, написанное по-немецки. В нем были оговорены условия, на которых воевал Асмус Кендриксон против московского царя.

— Значит, в глаза одно, а за глаза вон что Жигимонд творит, нехристем называет, врагом церкви христианской… А ежели я найду мореходов и пошлю воевать разбойников, что король на свою службу взял?

Иван Михайлович ждал этого вопроса.

— У Аникея Строганова есть такой человек, доньских земель, Карстен Роде. Он берется разбойников унять. Аникей ему два корабля дает и мореходов своих природных русских. Тебе, великий государь, иноземца надобно к себе в услужение взять и опасную грамоту ему выдать.

— Согласен, — оживившись, сказал царь, — пиши грамоту. Григорий Лукьяныч мне тоже о доньском мореходе сказывал… Да я болел и Строганова отпустил, не повидавши. Короля Жигимонда назови настоящим, истинным наследным врагом святой апостольской церкви и вечным союзником турок против всех христианских государей. А еще сошлись в грамоте на морские разбои, чинимые Жигимондом, и на жалобы тех, кого он обидел. И на письма сошлись иноземных правителей, где просят они положить конец такому порядку. Объяви, что решил я на будущее время защищать от короля польского неповинных купцов и гостей, ради чего приказываю корабельщику…

Царь Иван приостановился, забыв имя датчанина.

— Карстен Роде, великий государь.

— Приказываю Карстену Роде с товарищами преследовать огнем и мечом в убежищах и в открытом море, на воде и на суше не только поляков и литовцев, но и всех тех, кто бы стал привозить к ним либо отвозить от них товары, припасы или что бы то ни было… Ну, а все прочее пиши, как в грамоте короля Жигимонда.

Иван Михайлович записал все приказы царя Ивана.

— Исполню, великий государь.

— Пленников, кои ему достанутся, пусть Карстен Роде передает моим людям в Нарве. А ежели сам Карстен Роде в плен попадет, буду выручать. Не забудь капитана Асмуса Кендриксона повесить вместе с матросами, зачем согласился с королем Жигимондом меня называть нехристем и врагом христианской церкви.

— Исполню, великий государь, — повторил Висковатый и низко поклонился.

— И откуда все напасти на нас идут? — помолчав, сказал царь Иван. — Скажи мне, Ивашка.

И тут Иван Михайлович Висковатый решился сказать о том, что, по его мнению, угрожает безопасности Русского государства. Он в мягких и расплывчатых выражениях предложил закончить войну в Ливонии, укрепив прежде взятые города.

— Когда меня в животе не будет, тогда и отцовский наказ забуду, — приподнявшись в кресле, не спуская тяжелого взгляда с Висковатого, сказал царь.

Иван Михайлович знал, как трудно уговорить упрямого и самолюбивого царя. Но другого выхода не было.

— Великий государь, не следует забывать родительских наказов, но можно отложить их осуществление. Войну в Ливонии необходимо закончить. Я говорю, временно закончить. Собравшись с силами, мы снова начнем воевать. Король Жигимонд хочет мира — надо мириться. В отчинах твоих, — продолжал Висковатый, — большое оскудение в людях. Шведский король Юхан, твой супротивник, за Ревель будет стоять. И турецкий султан войско в Астрахань гонит и Девлет-Гирей с ним.

Печатник замолк.

Царь Иван опустился на сиденье и крепко сжал длинными пальцами резные ручки кресла.

— Говори, — приказал он.

— Совсем недавно король Жигимонд заставил литовцев принять унию. Попросту Польша захватила литовские и русские земли. Жигимонду теперь воевать будет способнее. От Ливонии он не отступит.

— Что, по-твоему, я должен делать?

— Подписать с королем Жигимондом перемирие, хотя бы на несколько лет, и готовить силы против турок и Девлет-Гирея… Когда можно было, — помолчав, добавил Висковатый, — я первый советовал тебе, государь, идти на Ливонию, а сейчас необходим мир. Да и среди холопов твоих, — Висковатый слегка запнулся и понизил голос, — разладица. Многие несогласны за Ливонию воевать. Говорят, захватили Нарву и Юрьев и прочие города, и хватит… А новгородцы, те только и ждут, когда ты ослабнешь, великий государь. Они хотят свое слово крепко сказать, вольности свои требовать, как по старине было.

Царь Иван, внимательно слушавший печатника, при этих словах выпрямился в кресле и притопнул сафьяновым сапогом. Лицо его исказилось.