Вера Хенриксен - Серебряный молот Страница 56

— Ты имеешь на это больше прав, чем я, — сказал он. — Он попал в мои руки в результате чьей-то насильственной смерти.

— В таком случае, я возьму его, — согласился Энунд. — Но не для себя, а для церкви.

— Когда будет следующая месса? — неожиданно спросил Эльвир.

И когда Энунд ответил ему, он сказал:

— Ты хорошенько окропи все святой водой, потому что я намереваюсь явиться в церковь.

Энунд бросил на него быстрый взгляд, но на лице Эльвира ничего невозможно было прочесть.

Тора пришла в ужас, узнав, в какой переплет попал из-за нее священник. Она охотно рассказала бы теперь всю правду. И лицо ее просияло, когда она услышала, что Эльвир собирается пойти с ней в церковь.

Эльвир хотел взять с собой Сигрид и вкратце объяснил ей, что такое месса. Он сказал, что священник является посредником Бога, когда хлеб и вино превращаются в тело и кровь Христовы. Но ему не удалось отделаться от нее так легко, как он думал: у Сигрид было много вопросов.

Люди расступились, когда Торе помогли слезть с лошади и когда она, поддерживаемая Эльвиром и Сигрид, медленно вошла в церковь. Там ее усадили на специально поставленную скамью.

Сигрид раньше никогда не была в церкви и теперь смотрела по сторонам — ей хотелось быть уверенной в том, что она здесь не лишняя.

Пришли ярл и фру Холмфрид, а также другие знакомые, которым она кивнула.

Но наибольшее впечатление на нее произвело то, что люди, входя в церковь, отвешивали глубокие поклоны, а некоторые опускались на колени.

По своим размерам церковь была не больше языческого храма, но колеблющийся свет факелов и запах благовоний создавали в церкви совсем иную атмосферу, нежели в темном, душном языческом храме. И она не почувствовала страха, неизменно возникавшего у нее в храме; изображения святых были приятны на вид, в них не было той мрачной свирепости, которую она привыкла видеть у своих богов.

Вошли Энунд и двое юношей, которых она знала. Он что-то нес в руках, и вид у него был торжественный, как никогда. И он начал говорить нараспев на каком-то непонятном ей языке. В начале службы прихожане стали на колени. Но Эльвир продолжал стоять и Сигрид, глядя на него, тоже. Время от времени она украдкой посматривала на мужа, но лицо его ничего не выражало. Лишь один раз она заметила, как он прикусил губу.

И вот наступил момент, когда все устремились к алтарю, чтобы принять святые дары.

Эльвир помог Торе подняться и пройти несколько шагов вперед. И, повернувшись, он направился обратно, но внезапно остановился. Немного помедлив, он вернулся к алтарю и стал на колени — и стоял так, опустив голову. Сигрид услышала, как все в церкви зашептались; она видела, как Энунд прервал на миг священнодействие и возвел глаза к небу. И она сама не понимала, почему ее сердце забилось вдруг с такой силой.

После окончания службы они посадили Тору на лошадь, а сами ненадолго задержались на церковном дворике вместе с ярлом Свейном и Холмфрид. Ярл словом не обмолвился о том, что произошло. Но он положил руку на плечо Эльвира и посмотрел ему в глаза.

И пока они стояли так и разговаривали, к ним подошел священник. Он и Эльвир были серьезны, пожимая друг другу руки.

— Я надеюсь, что скоро ты начнешь с нами причащаться, — сказал Энунд.

— Дай мне время, — ответил Эльвир.

— Никто никогда не знает, каким временем он располагает, — сказал Энунд. — Ведь тебе скоро предстоит участвовать в сражении…

Эльвир не ответил.

И он был молчалив на обратном пути в Эгга.

— Сигрид, ты спишь?

— Да.

Эльвир потряс ее.

— Я не могу заснуть, — сказал он.

— И поэтому тебе нужно будить меня?

— Мне хочется поговорить с тобой!

— Тогда потряси меня посильнее, — пробормотала Сигрид, — если хочешь получить разумный ответ…

— Я хочу поговорить о том, что произошло сегодня в церкви, — сказал он. — Я не могу понять, что на меня нашло.

— А я и подавно не знаю…

На этот раз он растолкал ее всерьез.

— А может, спросить об этом Энунда? — предложила она.

— Я знаю, что он ответит. Он скажет, что Господь заставил меня сделать это. А потом скажет, чтобы я поскорее заключил мир с церковью.

— Ты всегда говорил, что веришь в богов, — сказала Сигрид, наконец-то проснувшись.

— Я уже не знаю, во что верю, — признался Эльвир. Пошарив рукой в темноте, он нашел кремень и зажег огонь.

— Надеюсь, мы не разбудим детей, — сказала Сигрид.

— Мне хочется пить, — заявил Эльвир. — Не можешь ли ты принести пива?

Сигрид вздохнула.

— Тебе мало того, что ты разбудил меня среди ночи! — сказал она.

— Не хочешь ли ты сказать, что я должен слоняться по двору со связкой ключей?

Сигрид улыбнулась, представив себе это; она встала и оделась, стуча зубами и дрожа от холода.

Выйдя наружу, она боязливо покосилась на могильные курганы и на глубокие тени между домами. И, услышав шорох возле стены амбара, вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, решив, что это крыса.

Снова послышался шорох, что-то приближалось к ней… Ее рука потянулась к молоточку, висевшему у нее на шее, и она почувствовала себя спокойнее, дотронувшись до него. И она решила, что если Эльвир будет спать, когда она вернется, она выплеснет пиво ему в лицо.

Навстречу ей двигалась, покачиваясь, какая-то фигура; она попятилась назад, хотела закричать…

— И тогда я показал Лейву эту рыбу… — неразборчиво пробормотал тот, кто двигался ей навстречу.

— Да это же Хьяртан! — с облегчением произнесла Сигрид и засмеялась. — Не пора ли тебе спать? А то, смотри, замерзнешь!

— Тюра не пускает меня в постель, — сказал он, растерянно тараща на нее глаза. — Она говорит, что я слишком набрался…

Сигрид не знала, что с ним делать, а будить людей ей не хотелось.

— Ты можешь переночевать в хлеве, — сказала она, — там, по крайней мере, тепло.

И она помогла ему протиснуться в дверь хлева, а потом отправилась в кладовую за пивом.

Эльвир не спал, когда Сигрид вернулась; он сидел и ждал ее.

— Как ты добра, — сказал он и рассмеялся. — Ты принесла здоровенную кружку!

Сигрид выразила надежду, что одного раза будет достаточно.

Сидя на постели, они по очереди пили из кружки, при этом он растирал ей спину, помогая согреться.

— Значит, ты больше не веришь в богов? — наконец спросила она, видя, что он не собирается возвращаться к начатому разговору.

До этого он болтал и смеялся, но тут вдруг замолчал. Но потом не спеша произнес:

— Трудно выразить это, но боги ушли от меня. Они покинули меня вместе с порождаемыми ими силами, и в конце концов со мной произошло то же, что и с Торкелем: я не хочу никакого иного бога, кроме того, который сотворил все. И еще я думал о том всемогущем боге, о котором говорится в песнях о богах. И я был удивлен, как много знали о христианстве те, кто слагал песни…