Питер Марвел - В погоне за призраком, или Испанское наследство Страница 56

Позади одноглазого толпилось еще с дюжину береговых братьев, большинство из которых были босы, а некоторые, особенно удачливые, были обуты в грубые башмаки из свиной кожи и держали в руках огромные мушкеты.

«Буканьеры, – сообразил Уильям, который уже немного разбирался в сложной береговой иерархии, – подонки с акульими ртами и свиными ушами».

Одетые пестро и не слишком тщательно в традиционные куртки, широкие штаны и грязные полотняные рубахи, все они были по мере своих возможностей обвешаны самым разнообразным холодным и огнестрельным оружием и выглядели угрожающе. Грубые обветренные рожи, отмеченные печатями самых разнообразных пороков, могли смутить даже отъявленного храбреца. Уильяму при взгляде на них стало немного не по себе, даже несмотря на выпитое пальмовое зелье. Однако он напомнил себе, что те же самые пираты отпустили команду «Медузы» на все четыре стороны. «Значит, им нет до меня никакого дела, – решил про себя Уильям. – И не следует ничего бояться».

Новоявленный циклоп высмотрел наконец своим глазом все, что ему было нужно, и решительно двинулся к столу, но не к тому, на котором кабатчик поспешно расставлял глиняную и оловянную посуду, а прямиком туда, где сидели Уильям и Джереми. Спутники циклопа двинулись было следом за ним, но он жестом указал им в другую сторону, и они резко сменили курс, шумно рассевшись за накрытый для них стол.

Циклоп же подошел вплотную к Уильяму и церемонно снял шляпу.

– Пгиветствую вас, господа! – произнес он, отчаянно коверкая английскую речь. – Надеюсь, я вам не помешаю?

Джереми едва не поперхнулся и, вытаращив глаза, уставился на одноглазого, будто ожидая, что тот немедленно прикажет выпустить ему кишки, а Уильям поднялся и поклонился в ответ.

– Прошу вас, – сказал он с достоинством. – Правда, пройдоха-трактирщик уже покинул нас ради новых источников прибыли и нам нечем угостить такого уважаемого гостя...

Циклоп пренебрежительно махнул рукой.

– Не гасстгаивайтесь, пгошу вас! – ужасно картавя, сказал он. – Гасположение этого пгохвоста мы с вами сейчас вегнем. – Пират обернулся и зычно крикнул: – Эй, там, на камбузе! Тащи сюда гому и мяса, а это пгокисшее винцо можешь слить себе в глотку! Да поживее, а не то мои гебята живо подгумянят тебя на твоем же вегтеле! А на какое-то особенное уважение я, сэг, не пгетендую, – продолжил одноглазый, снова оборотившись к Уильяму. – Я, знаете ли, пигат, вольный ветег, так сказать. Шатаюсь по могям и потгошу зазевавшихся купцов и тогговцев. Одним словом, я из тех, для кого всегда найдется лишний пеньковый галстук.

Он ухмыльнулся, по-видимому чрезвычайно довольный произведенным эффектом. В его шутовском говоре Харт без труда разгадал замаскированный вызов. Выбрав столь панибратский тон, он как будто испытывал Уильяма: какой тон найдет дворянин по отношению к бандиту и бродяге? Харту подумалось, что, пожалуй, правильнее всего будет остановиться на уважительно-нейтральном. Ясно, что сей Полифем имел самое непосредственное отношение к захвату «Головы Медузы», но ведь, как оказалось, грабить там было просто нечего, и, по сути, вся предпринятая кампания заведомо была лишена всякого смысла. Можно сказать, что, когда пираты решили напасть на корабль, их, на счастье Харта, вело само Провидение. К тому же главная роль в этом нападении отводилась Черному Биллу. И вообще, как ни крути, Уильяму самому ничего не оставалось, как записаться в пираты. Судьба словно играла с ним в чет и нечет, и пока Харт явно проигрывал. Подумав об этом, Уильям решил и впредь разговаривать с треклятым детищем Нептуна, как с достойным человеком.

Вслух же он ответил нечто в том смысле, что виселицы гораздо чаще заслуживают многие из тех, кто обладает репутацей порядочных джентльменов. Почему-то в этот момент у него перед глазами стояла ханжески-слащавая физиономия Абрабанеля.

Неизвестно, какие ассоциации возникли у одноглазого, но в ответ на слова Уильяма он ухмыльнулся и дружески хлопнул его по плечу.

– Отлично сказано, мой юный дгуг! – заявил он. – Как говориться, ни убавить, ни пгибавить. То же самое мне самому постоянно приходит в голову. И газ уж наши мысли так совпали, то я хотел бы предложить джентльменам вегнуться на богг «Головы Медузы» – ведь они с этого когабля, не так ли?

Уильям подтвердил, что именно так дело и обстоит и что они сами подумывали об этом.

– Вот и чудненько! – Полифем хлопнул ладонью по столу и снова заорал: – Эй!

Кабатчик уже все понял и бежал, прижимая к груди пыльную бутылку.

Пират обвел стол приглашающим жестом.

– Угощайтесь, господа! Выпьем за новую команду «Головы Медузы», которая выйдет в моге с капитаном Веселым Диком – это меня так называют в этой части Мэйна, а значит, я и есть капитан! – довольный своей незамысловатой шуткой, он захохотал, приглашая всех остальных тоже присоединиться к веселью.

Уильям, наблюдая за циклопом и отмечая его цепкий и внимательный взгляд, пришел к выводу, что единственное око его нового знакомого куда умнее, чем его речи. Уильяму вдруг пришло в голову, что он уже где-то видел этого человека. Но как он ни напрягал память, та нипочем не хотела ему услужить, впрочем, может быть, все дело было в пальмовом вине и роме, от которого в мозгах Уильяма произошла настоящая сумятица. А тут еще пришлось добавить по кружке за знакомство с Веселым Диком и его морской братией.

Уильям еще некоторое время слышал, как плавно журчит причудливая речь Веселого Дика, прерываемая взрывами грубого смеха его команды, но потом и сын Нептуна, и береговые братья, и Джереми вдруг поплыли перед его глазами в причудливом хороводе, а в отяжелевших ногах разлилась томительная слабость, Уильям пару раз клюнул носом и, несмотря на все отчаянные попытки держаться на равных с Диком, рухнул в конце концов под дружный гогот береговых братьев на земляной пол вместе с табуретом. Правда, смеха он уже не услышал.

Очнулся Уильям на свежем воздухе и обнаружил, что сидит на земле, прислонившись спиной к пальме. Рядом в пыли валялась его шляпа, а над его головой вились мясистые мухи, от укусов которых кожа на лице зудела и кровоточила. Вечернее солнце, багровеющее как расплавленный металл, балансировало над линией моря. Воды бухты были словно охвачены пламенем, и золотисто-алые сполохи заката переливались в волнах, лениво набегающих на потемневший песок. Мачты и ванты корабля, стоявшего невдалеке на якоре с убранными парусами, казалось, тоже были охвачены огнем.

Картина была отчасти фантасмагорическая, и ощущения, которые Уильям в этот момент испытывал, тоже было трудно с чем-то сравнить.

– Проклятие, – произнес Уильям, дотрагиваясь до затылка. – Такое ощущение, что Фортуне из всех моих органов более всех приглянулась голова и теперь она, подобно суденту-медикусу, ставит над ней различные испытания. Всем подавай мою голову, и негры, и джентльмены – все прикладывают к ней свою руку.