Сергей Шведов - Поверженный Рим Страница 57

– Взять его! – крикнул Феодосий гвардейцам. Однако вмешательство солдат не понадобилось.

Паулин замер словно бы в предчувствии чего-то страшного и значительного, а потом рухнул рядом с алтарем, словно каменный кумир, сброшенный с постамента.

– Он умер, – сказал сиятельный Лупициан, склоняясь над телом фламина.

– Разрушить храм! – процедил сквозь зубы Феодосий и, круто развернувшись на пятках, зашагал к выходу.

Но как только его нога переступила порог оскверненного храма, в Капитолийский холм ударила молния. Император вздрогнул, схватился за грудь и непременно упал бы, если бы расторопный Пордака не подхватил его под руку.

Отъезд Феодосия и его свиты от храма Юпитера уж очень напоминал бегство. Судя по всему, проклятие фламина Паулина напугало и Феодосия, и его чиновников. Пожалуй, только сенатор Пордака отнесся к происшествию философски. Его проклятие фламина не касалось, так с какой же стати он должен волноваться по этому поводу? Эту разумную мысль Пордака донес до перетрусивших не на шутку магистра Лупициана и квестора Саллюстия.

– А что, гроза в Риме в это время частое явление? – спросил сенатора Лупициан.

– Ничего подобного я прежде не видел, – буркнул Пордака, недовольный поведением своих старых знакомых.

Слух о проклятии фламина Паулина распространился по городу со скоростью пожара и едва не привел к волнению черни. К счастью, все обошлось. Вид легионеров и клибонариев, заполнивших городские улицы, подействовал на римских буянов умиротворяюще. Наверное, слухи так бы и утихли сами собой, если бы не болезнь императора. Божественный Феодосий занемог сразу же после посещения храма Юпитера. Любопытствующим обывателям было объявлено, что у императора небольшая простуда. Но, разумеется, никто в это не поверил. В свите Феодосия началась паника. Не потерял головы только сам император, решивший покинуть негостеприимный город. В дороге императору стало легче. Он даже снизошел для беседы с Пордакой, усердно мозолившим глаза Феодосию в последние дни.

– Так ты считаешь, сенатор, что лучше Стилихона мне префекта претория не найти?

– Он единственный, кто сумеет укротить буйных патрикиев, – охотно поддакнул Пордака. – К тому же он умеет ладить с варварами, что немаловажно в наше беспокойное время.

– Но ведь он связан с патрикием Руфином?

– Руфин – язычник, – возразил Пордака. – Стилихон – христианин. Я пригласил магистра в Медиолан. Ты можешь сам составить о нем мнение, божественный Феодосий.

– Я боюсь за сына, – негромко произнес император.

– Стилихон никогда не пойдет путем Андрогаста, хотя бы в память о своем убитом брате Валентиниане.

– Значит, это правда? – усмехнулся Феодосий. – Валентиниан действительно был сыном руга Меровлада?

– Этот вопрос тебе следовало бы задать императрице Юстине, божественный, – спокойно отозвался Пордака.

– Ты оказал мне немало услуг, сенатор, но не разу не попросил плату. Почему?

– Свои дела, божественный Феодосий, я привык решать сам, не прибегая к помощи высокопоставленных лиц. У тебя и без меня хватало забот. Не скрою, я не прогадал. Не знаю, кто возвеличил тебя, Феодосий, бог или люди, но выбор был сделан правильно.

– Хорошо, Пордака, – кивнул император. – Приведи ко мне Стилихона. Я должен увидеть человека, прежде чем взвалить на его плечи тяжкую ношу.

Феодосий умирал, и сам понимал это лучше других. Вряд ли причиной тому было проклятие Паулина, просто сын Гонория никогда не отличался хорошим здоровьем, а огромная ноша, взваленная им на свои плечи, рано или поздно должна была пригнуть его к земле.

Три дня спустя император в присутствии чиновников своей свиты и епископа Амвросия назначил префектом претория Стилихона сына Меровлада. Слово божественного Феодосия прозвучало для всех как гром среди ясного неба. Многие так и не поняли, чем же это сын грозного руга сумел так угодить императору, что был в один миг вознесен над людьми, куда более достойными милостей.

К сожалению, Феодосий не успел дать ответа на этот вопрос. Через день он умер на руках епископа Амвросия, едва успевшего отпустить императору грехи. Горе чиновников свиты почившего императора было неподдельным. Так же как и страх, проникший даже в стойкие души. Этот страх перешел в ужас, когда по Медиолану пронесся слух:

– Патрикий Руфин взял Лион и во главе стотысячной армии движется к Медиолану.

– Это конец! – схватился за голову магистр Лупициан.

– Продолжение будет, – утешил его невозмутимый Пордака. – Хотя мы с тобой его, возможно, не увидим.

Часть 2 Борьба за Рим

Глава 1 Патрикий Руфин

Заговор возник почти сразу. Магистрам Лупициану и Сальвиану не потребовалось много времени, чтобы договориться друг с другом. Оба считали себя обиженными. Оба полагали, что Феодосий был уже не в себе, когда назначил выскочку Стилихона префектом претория и опекуном юного Гонория. К магистрам тут же примкнули комиты Правита и Гайана, для которых возвышение сына Меровлада было смерти подобно. К сожалению, епископ Амвросий, вместо того чтобы притушить разгорающиеся страсти, подлил масла в огонь, заявив, что императора Феодосия отравили мстительные приверженцы богопротивных культов. В списке потенциальных отравителей значилось немало известных людей, и среди них каким-то непонятным образом затесалось имя сенатора Пордаки. Скорее всего, это была месть магистра Сальвиана, смертельно обидевшегося на бывшего комита финансов, который обещал ему поддержку, но в последний момент переметнулся на сторону Стилихона.

– Тебе следует уехать из Медиолана, – посоветовал Пордаке комит агентов Перразий. – Иначе за твою жизнь я не дам медной монеты.

Перразий в определенном смысле был очень удачливым человеком. Он участвовал практически во всех заговорах и интригах, плетущихся в империи, но ни разу его имя не всплыло на поверхность. И ни один из сильных мира сего не объявил Перразия своим врагом. Возможно, причиной тому была невыразительная внешность. Не исключено, что Перразию помогали высшие силы, но все почему-то искренне считали его честным и неподкупным человеком. В том числе и Пордака. У которого, правда, пока не было причин сомневаться в порядочности своего старого знакомого.

– Как это все некстати, – поморщился Пордака, поглаживая бритый подбородок.

От всех неприятностей, свалившихся на его голову в последние дни, сенатор потерял аппетит и даже сбавил в весе. Смерть Феодосия грозила обернуться для империи большими бедами. Притушенные было разногласия заполыхали с новой силой. В воздухе отчетливо запахло гражданской войной. Стилихон, приехавший в Медиолан с небольшой охраной, вынужден был вернуться к своим легионам, оставленным в Аквилее. И власть, если не в империи, то, во всяком случае, в Медиолане, перешла в руки дураков-магистров, Лупициана и Сальвиана. Эти двое усиленно готовили легионы к противостоянию с патрикием Руфином, стремительно приближавшимся к Медиолану во главе огромного войска.