Жаклин Монсиньи - Божественная Зефирина Страница 57

– Бедная девушка, мы бы с удовольствием вам помогли… Мы сами собираем деньги на выкуп нашего отца, нашего сына… нашего дяди… короля… Этот скряга Карл V требует в обмен на свободу для нашего короля миллион золотых дукатов. Надо также заплатить «компенсацию» за понесенный ущерб этому толстому Генриху Английскому. Регентша отчаянно собирает золото… Попробуйте поехать к ее высочеству в Лион!

Дни пролетали слишком быстро. Срок платежа приближался. Ла Дусер, совершенно восстановивший силы, теперь сопровождал девушек.

Однажды вечером в Туре Зефирине показалось, что она нашла решение проблемы, обратившись к ростовщику. Он не хотел брать в залог земли, но драгоценности его интересовали. Этот скряга давал всего лишь двенадцать тысяч дукатов за великолепный изумрудный медальон, который Зефирина прятала в имении Поссонньер. Но это было лишь начало! Она согласилась на сделку. С другой стороны, ростовщик сделал ей предложение: если у нее есть еще столь же прекрасные камни, то, возможно, он даст за все сто тысяч дукатов. Половину выкупа!

Девушка отправилась сначала в Багатель, потом в Сен-Савен, где лихорадочно искала драгоценности своей матери. Она всего лишь один раз, совсем маленькой, как раз перед битвой при Мариньяно, побывала в старом родовом замке Сен-Савен. Она не помнила этих мест. Зефирина была взволнована, когда ступила на вышедший из моды подъемный мост и прошла через трухлявые, источенные червями двери.

Внутри в комнатах было темно, пахло запустением и сыростью. Ла Дусер, Луиза, Зефирина и девица Плюш, которую взяли с собой ради такого случая, искали везде. Напрасно! Так же, как и в имении Багатель, здесь не нашли никаких украшений. Это можно было предвидеть, ибо донья Гермина, несомненно, наложила руку на все драгоценности.

– Вот комната, в которой вы родились, барышня Зефирина, – сказал Ла Дусер, открывая в башне Трех голубок тяжелую дубовую дверь. Зефирина сделала несколько шагов по комнате в форме ротонды. Внезапно она пришла в волнение. Зефирина смотрела на кровать под покрытым пылью балдахином, на выцветшие парчовые драпировки, на деревянные сундуки, высокий камин с почерневшим очагом, на обстановку, среди которой умерла ее мать.

– Все осталось на своих местах со времени вашего рождения, барышня Зефи… Господин маркиз всегда хотел, чтобы так было. После смерти нашей бедной Пелажи донья Гермина прислала каменщиков, чтобы они все побелили и прибрали. Она приказала все отсюда убрать. Господи, Боже мой, в первый раз господин маркиз разгневался и гремел как гром! Черт побери! Ну и гвалт же был!

Ваша мачеха, прошу прощения, была раздавлена как муха, и, слово чести Ла Дусера, ей ничего не оставалось, как закрыть дверь. После этого больше никто и никогда не входил в комнату вашей бедной матушки!

Зефирина опустилась на колени около кровати под балдахином. По знаку девицы Плюш Луиза и Ла Дусер удалились в прихожую, чтобы оставить Зефирину помолиться.

«Мама, моя дорогая мама, если я не смогу собрать нужную сумму, должна ли я согласиться на этот постыдный брак?»

Через мгновение Зефирина выпрямилась. Ее взгляд обежал комнату. Если донья Гермина приказала каменщикам «прибрать» эту комнату, это означало, что она хотела что-то скрыть. Но что? Задумавшись, Зефирина провела рукой по сырой стене. Она подняла драпировки, открыла сундуки и буфеты, заглянула под кровать.

Затем приблизилась к высокому камину с вырезанными по карнизу львами. В этот момент в комнату вошла Луиза, она была очень бледна.

– Зефи, внизу ждет господин кюре из Сен-Савена. Мои сестры послали к нему Эмиля. Он говорит, что моя мама совсем плоха…

Госпожа де Ронсар благословила своих дочерей и маленького Пьера, единственного представителя мужского пола, оставшегося под родовой крышей.

С того момента, как священник соборовал умирающую, хрипы в ее груди, казалось, стали меньше. Стоя на коленях перед кроватью, Зефирина держала за руку Луизу. Жизель и Франсуаза рыдали друг у друга в объятиях. Слуги заунывно читали молитвы в глубине комнаты. Госпожу де Ронсар очень любили. Служанки громко всхлипывали.

Умирающая вдруг открыла глаза. Казалось, она кого-то ищет среди присутствующих. Ее взгляд, уже замутненный близкой смертью, остановился на Зефирине.

– Гаэтан… Вы так любили моего Гаэтана, моя маленькая Зефи…

Госпожа де Ронсар сделала слабый знак девушке приблизиться.

– Сударыня… О, сударыня… – рыдала Зефирина. – Вы так нужны нам… Не покидайте нас…

Она целовала исхудавшие руки госпожи де Ронсар. Умирающая тихонько высвободилась, чтобы положить дрожащую руку на красивую рыжую головку:

– Тихо, дитя… Все мы в руках Господа… Я… очень люблю вас, Зефи… Будьте внимательны… Вы слишком горды… Я освобождаю вас от вашей клятвы… моему Гаэтану. Дайте мне говорить… У меня мало времени… Послушайте меня… Как ваша собственная мать, которую я скоро увижу на небе… Если Богу угодно… Вы должны ехать, Зефи… подчиниться… спасти вашего отца… Долг, Зефи… Долг…

Это были последние слова госпожи де Ронсар.

На следующий после похорон день Зефирина покидала своих друзей. Они все столько плакали, что теперь слез не было.

– Мы положили запеченные паштеты на дорогу!

– Круглые пироги с куропатками!

– Шесть кувшинов с вином.

– Воду из родника!

– Жареных каплунов!

– Мед и гречневые лепешки!

– Будьте внимательны в пути! Говорят, на дорогах хозяйничают банды дезертиров!

– Шайки разбойников!

– Не бойтесь, барышни, клянусь честью Ла Дусера, я их разрежу на кусочки!

– Прощайте, моя Зефи… Прощайте!

Луиза старалась скрыть свое волнение и судорожно обняла подругу.

– До свидания, Луиза! Я клянусь вам всем, что вернусь!

Произнеся эти слова суровым тоном, Зефирина вырвалась из объятий осиротевших подруг. Не оглядываясь назад, она поднялась в повозку и села рядом с неустрашимой Плюш. Братья-близнецы, Ипполит и Сенфорьен, ехали следом на мулах. Ла Дусер поднял свой кнут.

До срока уплаты выкупа оставалось тридцать пять дней.

ГЛАВА XXV

ЖЕЛЕЗНАЯ РЕГЕНТША

– Мы благодарим вас за визит, мадемуазель де Багатель.

По этим словам, произнесенным сухим тоном, Зефирина поняла, что аудиенция закончена. Итак, регентша Луиза Савойская осталась глуха к ее мольбам.

Подавив горечь, Зефирина сделала реверанс. Она отступила к двери, охраняемой снаружи солдатами с алебардами. Уязвленная холодным приемом, который ей только что был оказан, и пренебрегая всяким этикетом, Зефирина не смогла удержаться, чтобы торопливо не бросить при выходе:

– От имени моего отца, соратника короля, позвольте мне поблагодарить ваше высочество за все ваши милости.