Бернард Корнуэлл - 1356 Страница 59

Отец Маршан печально улыбнулся.

— Она солгала об этом, сын мой.

— Правда?

— Ее муж ищет Злобу.

— Нет! — воскликнул Роланд, выражая не несогласие, а удивление.

— Я подозреваю, ему сказали, что меч может быть там.

Роланд покачал головой.

— Не думаю, — произнес он уверенно.

Теперь настал через удивиться для отца Маршана.

— Ты не думаешь… — тихо сказал он и замолчал.

— Что ж, конечно же, я не уверен, — пояснил Роланд, — и, возможно, у тебя есть новости о Злобе, которых я не слышал?

— Мы слышали, что она находилась в местечке под названием Мутуме, но к нашему приезду уже покинула его.

— Возможно, ее отвезли в Монпелье, — сказал Роланд задумчиво, — но человек, который о ней заботится, скорее вернул ее на надлежащее место.

— А есть надлежащее ей место? — осторожно поинтересовался священник. Он поглаживал накрытую клубуком голову птицы, палец нежно касался мягкой кожи.

Роланд слегка улыбнулся.

— Моя мать, да благословит ее Господь, происходила из древнего рода графов Камбре. Они были великими воинами, но один из них не подчинился отцу, бросил свои воинские занятия и стал монахом.

Жуньен, так его звали, как гласит семейная легенда, был благословлен Святым Петром, явившимся ему во сне и преподнесшим ему меч. Святой Петр сказал Жуньену, что только человек, который одновременно и святой, и воин, способен защищать этот клинок.

— Святой Жуньен?

— Он не очень хорошо известен, — печально заметил Роланд, — вообще-то, он известен только за то, что спал во время метели, которая должна была бы убить его, но спасся милостию Божьей.

Он замолчал, потому что отец Маршан сжал его руку так сильно, что причинил боль.

— Отец? — удивился он.

— У Жуньена есть храм?

— Бенедиктинцы в Нуайе хранят его останки, отец.

— В Нуайе?

— Это в Пуату, отец.

— Да благословит тебя Господь, сын мой, — сказал отец Маршан.

Роланд услышал облегчение в голосе священника.

— Я не знаю, там ли Злоба, отец, — осмотрительно предупредил он.

— Но она может там быть, может, — произнес отец Маршан, потом замолчал, когда мимо по проходу, освещенному лишь тем слабым светом, что просачивался из зала, прошел слуга, несущий ночной горшок. — Не знаю, — наконец признался он, когда слуга скрылся из вида.

— Не знаю, — устало повторил он. — Она может быть где угодно! Не знаю, где еще искать, но, может, Бастард знает? — он погладил сокола, беспокойно задвигавшегося на его запястье.

— Значит, мы должно понять, что он знает и почему ездил в Монпелье, — он поднял руку, на которой восседал сокол. — Скоро, мой дорогой, — сказал он птице, — очень скоро мы снимем с тебя клобук.

— Снять клобук? — спросил Роланд. Ему это показалось странным в ночное время.

— Это каладрий, — объяснил отец Маршан.

— Каладрий? — спросил Роланд.

— Большинство каладриев находят в людях болезнь, — пояснил отец Маршан, — но у этой птицы есть также данный Богом дар открывать правду, — он сделал шаг в сторону от Роланда. — Ты выглядишь усталым, сын мой. Могу я предложить тебе поспать?

Роланд уныло улыбнулся.

— В последние ночи я мало спал.

— Тогда отдохни сейчас, сын мой, с Божьего благословения, отдохни, — он проводил Роланда глазами, а потом повернулся к концу коридора, где ждали другие рыцари.

— Сир Робби! Приведите девушку и мальчика, — он распахнул первую попавшуюся дверь и оказался в маленькой комнате, где вокруг стола с кувшинами, воронками и кубками стояли бочки с вином.

Он смахнул всё со стола.

— Это подойдет, — сказал он, — и принесите свечи!

Он погладил сокола

— Ты голоден? — спросил он птицу. — Мой дорогой голоден? Скоро мы тебя накормим.

Он стоял у одной из стен маленькой комнаты, когда Робби ввел Женевьеву через дверь.

Он прижимала платье к груди.

— Похоже, ты уже встречался с этой еретичкой? — поинтересовался отец Маршан у Робби.

— Да, отец, — ответил тот.

— Он предатель, — заявила Женевьева и плюнула Робби в лицо.

— Он поклялся служить Господу, — сказал отец Маршан, а ты проклята Богом.

Скалли втащил в дверь Хью и толкнул его к столу.

— Свечи, — потребовал у Скалли отец Маршан. — Принеси несколько из зала.

— Нравится видеть, что делаешь, да? — осклабился Скалли.

— Иди, — приказал отец Маршан грубо, а потом повернулся к Робби. — Хочу, чтобы она была на столе. Если будет сопротивляться, можешь ее ударить.

Женевьева не сопротивлялась. Она знала, что не сможет драться с Робби и наводящим ужас человеком с костями в волосах, который принес две большие свечи и поместил их на винные бочки.

— Лежи спокойно, — приказал ей отец Маршан, — или умрешь.

Он увидел, как она задрожала. Она положила руки на грудь, чтобы удерживать порванное платье на месте, и теперь священник отвязал путцы от своей перчатки и поместил сокола на ее запястье.

Когти вонзились в нежную кожу, и она приглушенно взвыла.

— In nomine Patris, — тихо произнес отец Маршан, — et Filii, et Spiritus Sancti, amen. — Сир Роберт.

— Отец?

— У нас нет нотариуса, чтобы записать признание грешницы, так что слушай внимательно, ты будешь свидетелем всего сказанного. Твой священный долг — запомнить всю правду.

— Да, отец.

Священник посмотрел на Женевьеву, лежащую с закрытыми глазами и сложенными руками.

— Грешница, — тихо сказал он, — поведай мне, зачем вы ездили в Монпелье.

— Мы отвозили туда английского монаха, — ответила Женевьева.

— Зачем?

— Он должен был учиться медицине в университете.

— Ты хочешь, чтобы я поверил в то, что Бастард проделал весь этот путь в Монпелье лишь для того, чтобы сопроводить монаха? — спросил отец Маршан.

— Это была услуга его сеньору, — объяснила Женевьева.

— Открой глаза, — приказал священник. Он по-прежнему говорил очень тихо и подождал, пока она выполнит приказ. — А теперь скажи мне, ты слышала о Святом Жуньене?

— Нет, — ответила Женевьева.

Сокол в клобуке не сдвинулся с места.

— Ты ведь отлучена от церкви?

Она поколебалась, но потом коротко кивнула.

— И отправилась в Монпелье, чтобы оказать любезность монаху?

— Да, — сказал она слабым голосом.

— В твоих интересах, — заявил отец Маршан, — говорить правду, — он наклонился и развязал клобук, сняв его с головы птицы.

— Это каладрий, — сказал он ей, — птица, которая может узнать, говоришь ли ты правду или врешь, — Женевьева заглянула соколу в глаза и содрогнулась. Отец Маршан сделал шаг назад. — А теперь поведай мне, грешница, зачем вы отправились в Монпелье?