Анто Станичич - Гнездо чаек Страница 6

— Не бойся. Ему и в голову не придет искать Никколо здесь. Он будет искать его всюду, только не в гавани, а тем более не на моей посудине. Не так ли? Впрочем, не такой я дурак, чтобы вас выдать и тем самым навлечь на себя гнев здешних властей. Молодой человек заплатил мне по совести, и я вас на совесть довезу до Рагузы.[3] Оттуда как-нибудь доберетесь до Боки. Там недалеко, можно и пешком дойти. А пока сидите в каюте и носу не высовывайте, тут вас и сам черт не сыщет. Поверьте, в таких вещах я разбираюсь лучше адмирала. Тем временем я улажу свои торговые дела да заскочу на минутку в церковь — испросить у бога счастливого пути.

Все это Анджело произнес так просто и естественно, что Бошко и Никколо ни на секунду не усомнились в правдивости его слов. А когда он упомянул церковь и молитву о благополучном путешествии, они окончательно уверились в счастливом исходе своего предприятия. Ведь такой надежный и благочестивый человек не способен на обман.

Смертный грех

Мрак опустился на Бари. Нигде ни огонька. И хотя не все еще спали, в окнах не было света. Жители Бари давно разошлись по своим домам, хорошенько заперли кованые двери, опустили тяжелые жалюзи. Так оно надежнее, поди угадай, что сулит ночь. Ведь не повывелись в Бари пираты и разбойники, любители легкой наживы. На улицах в эту пору редко встречаются прохожие. И лишь вооруженный до зубов ночной дозор обходит город.

Бошко и Никколо притихли и вскоре заснули крепким сном. Анджело и его подручный только этого и ждали. Не теряя даром времени, они положили на люк над каютой деревянный щит и укрепили его железной поперечиной. Теперь без их помощи оттуда не выйти. Покончив с этим, матрос сел в маленькую шлюпку и привязал ее к носу парусника. Анджело тихо поднял якорь. Матрос начал грести, канат натянулся, и парусник, подобно злому духу, бесшумно подкрался к берегу. Через полчаса парусник пришвартовался к молу. Сойдя на берег, Анджело заспешил к дому синьора Пьетро, где его ждали с нетерпением. Дверь открылась, едва он постучал.

Короткий разговор — и маленькая процессия, которую составляли Анджело, капитан Пьетро, синьор Марио, дон Винченцо и слуга, двинулась к гавани. А Никколо и Бошко безмятежно спали, им даже и не снилось, что их постигнет через несколько минут. Первым поднялся на борт Анджело, за ним — остальные. Возле люка они остановились. Анджело снял щит. Синьор Марио наклонился над люком и позвал сына:

— Никколо, Никколо!

Никто не откликнулся. Тогда синьор Марио позвал громче. Юноши проснулись. Но спросонья не могли понять, в чем дело. Даже Никколо не узнал голос отца.

— Кто здесь? — спросил он, дрожа от страха. — Кто зовет меня?

— Это я, твой отец.

Только теперь Никколо понял, что план его провалился, а Бошко похолодел в предчувствии тяжких испытаний.

— Никколо, выходи! — сказал синьор Марио приглушенным голосом. — Не бойся, тебе ничего не будет. Это я, твой отец.

Из каюты донесся шепот. Синьор Марио снова позвал сына. Наконец в узеньком отверстии показалась голова Никколо. Отец, не помня себя от счастья, поцеловал его в лоб и помог ему выбраться на палубу. Бошко двинулся было вслед за Никколо, но чья-то безжалостная рука толкнула его обратно в каюту.

— А ты останешься, — крикнул Анджело и опять ловко набросил щит на люк, ведущий в каюту.

— Отец, скажи этому человеку, чтоб Бошко тоже выпустили.

— Он мошенник, без стыда и без совести, обманул тебя, уговорил бежать из дому.

— Это неправда. Это я его уговорил.

— Видите, синьоры, как благороден мой сын. Выгораживает негодяя, который хотел запятнать наш семейный герб.

— Отец, не говори так, пожалуйста. Это я во всем виноват. Я затеял побег.

— Не лги, сын мой. Это смертный грех, — вставил свое слово дон Винченцо, поддерживая таким образом приятеля, не жалевшего денег на церковь.

— Тихо, Никколо, не шуми. Не ровен час, услышат на берегу. Пойдут разговоры по всей округе.

Никколо с отцом и капитан Пьетро шли впереди, а за ними, опустив голову, уныло шагал дон Винченцо. Он был уверен, что юноша, которого оставили в каюте, ни в чем не виноват. Но что поделаешь, если люди вроде синьора Марио хотят свалить вину на другого. Да простит им бог. А что будет с Бошко? Кто станет заботиться о тех, у кого нет фамильных гербов и знатных предков?

«Выкладывай деньги, синьор»

Уже светало. Коляска медленно двигалась к Моло-ди-Бари. Никколо сидел рядом с возницей. Синьор Марио и дон Винченцо дремали, и головы их клонились набок, когда коляска подпрыгивала на неровной дороге. Ехали уже целый час, а никто из путников не произнес ни слова. Один кучер напевал какую-то песенку, бросая временами взгляд на молодого господина — очень ему хотелось знать, слушает ли он его и нравится ли ему песня. Но Никколо было не до песни. Он думал о постигшей его неудаче. Одна мысль о том, что он возвращается домой и скоро пойдет учиться на священника, была для него нестерпима. Но еще больше он терзался угрызениями совести из-за Бошко. И Никколо решил, во что бы то ни стало убежать.

Кучер умолк, едва дорога пошла в гору. Он тоже клевал носом, голова его покачивалась взад-вперед. За те долгие годы, что он возил хозяина в Бари, он привык так спать. Конечно, о том, что произошло в Бари, кучер и ведать не ведал. Ведь у господ не принято обсуждать семейные дела при слугах. Убаюканный ржаньем лошадей, скрипом колес, стуком копыт о камни, он еще больше ослабил вожжи и наконец предался сладкой дреме.

Заметив, что кучер заснул, Никколо решил воспользоваться столь благоприятной минутой для побега. Под подкладкой камзола у него оставалась еще изрядная сумма денег. На два-три месяца хватит. Деньги эти он долго копил, хотя и не подозревал, что они ему пригодятся так скоро. Это была мелочь, которую родители давали ему на воскресные богослужения — опускать в церковную кружку у входа в храм. Прежде, будучи ребенком, он исправно опускал эти деньги в кружку или бросал в кожаный кошель клирика,[4] привязанный к длинному шесту. Клирик протягивал его сидящим на скамьях верующим. Ничего не скажешь, ловко придумано: как не опустить монету в кошель, который болтается перед тобой на шесте, едва не касаясь твоего носа. И за время богослужения клирик два-три раза обходил скамьи. Если кто-то по рассеянности не бросил деньги, в другой раз непременно бросит. Попробуй не положи в кошель монету-другую, когда на тебя смотрит столько глаз.

Никколо еще мальчиком часто помогал священнику совершать разные церковные обряды. Ему и в голову не приходило присвоить эти деньги, он боялся кары божьей. Так его учили и родители, и священник. Но однажды его вера в святое назначение этих денег поколебалась.